Генри Олди - Вампиры. Путь проклятых

— Пошел прочь, дурак! — с нажимом повторил Би.

— Хорошо, дурак, — неожиданно согласился нищий, вскакивая и исчезая в сырой пелене пустыря.

— …Я родился с этим, Лаик, я живу с этим — и я живу в последний раз. Смотри! — и я сорвал чехол с правой руки. Черные кольца моих браслетов отчетливо вырисовывались в ярком лунном свете. Полнолуние…

— Я знаю, Эри.

— И все равно любишь?!.

— Да, Эри.

— Я… Покажи мне свою руку, Лаик!

— Не надо, Эри, — мольба была в ее срывающемся голосе, но кровь уже ударила мне в голову, и пальцы лихорадочно дергали застежку на ее рукаве. Лаик вся дрожала, но я не замечал этого — я должен был увидеть, убедиться…

Застежка наконец поддалась, рукав распахнулся — и я увидел ее гладкую тонкую руку, — руку, на которой не было ни единого браслета!..

Тоска стыла в ее глазах, бесконечная глубокая тоска загнанного, умирающего зверя.

— Зачем ты сделал это, Эри? — тихо спросила девушка. — Зачем? Ведь я любила тебя…

Тело ее вздрогнуло, потекло зыбкими мерцающими струйками, и лишь что-то неясное, неуловимое скользнуло вверх по дрожащему лунному лучу.

— Нет, Лаик! Не надо! Я все равно…

Я опустился на колени и коснулся пальцами еще примятой травы. Зачем? Зачем ты это сделал?! Зачем тебе, Живущему в последний раз, понадобилось видеть руку Не-Живущей?!.

Равнодушная трава резала пальцы.

«…стояла на террасе, закат полыхал в пол-неба, и в кустах, у ограды кладбища, мне послышался шорох — словно какой-то силуэт серым комком метнулся за шиповник — но, может быть…

…странный, невозможный сон. Будто лечу, лечу, падаю в крутящуюся агатовую бездну, а вокруг — пламя, и все плавится, течет, и — глаза — сотни, тысячи распахнутых глаз, и они впиваются в меня, зовут, и подушка дышит влагой кошмара…

…И шея болит, с самого утра, — наверное, я укололась…

…происходит! Два новых браслета за четыре дня — и я знаю, что это значит! — это кто-то из моих…

…молчит. И будет молчать. Я знаю, отец с братом пытались подкараулить приходящего по ночам — но я, я не хочу, чтоб его убили! И мне приятны его…

…вот. Сегодня я впервые поцеловала спящего брата. Он заворочался, сминая простыни, заулыбался во сне — наверное, ему снилось что-то очень хорошее. И на губах моих…»

Пожелтевшие хрупкие листки, хрупкие льдинки-слова, ткань футляра — и родовая печать в самом низу: «Лаик Хори даль Арника».

Свадебный подарок.

…За мой стол устало опустился человек неопределенного возраста, в потертой и выцветшей кожаной куртке, простых холщовых штанах и громоздких деревянных сандалиях на босу ногу.

Бродяга? Странник? Не все ли равно…

Он бросил на пол свой тощий дорожный мешок, и в нем что-то звякнуло, подобно бубенчикам дурацкого колпака. Эх, сотник, тебе бы колпак этот, да по дорогам — подайте, люди добрые, горстку счастья отставному выродку!..

— Эй, хозяин! Ну давай, давай, шевели ногами…

Хозяин подошел отнюдь не сразу — видимо, внешность нового клиента не очень-то его воодушевила — и остановился, вытирая руки о клеенчатый фартук.

— Того же, что и господину сотнику, — гость указал на плетеную бутыль красного, стоявшую передо мной. — И мяса, жареного — я голоден!

Хозяин смерил моего соседа оценивающим взглядом.

— Деньги вперед, — процедил он.

Странник криво усмехнулся и бросил на столешницу два золотых. Хозяин подобрал отвисшую челюсть и умчался на кухню, а я все пытался вспомнить, где я видел эту кривую ехидную ухмылку… Нет, не помню. Но видел.

…Мы ели и пили молча, изредка поглядывая друг на друга. Вернее, пил и ел он, я же только пил…

— Кончай лакать, сотник. Вином горя не зальешь.

Я медленно поднял на него глаза. Бродяга сосредоточенно жевал. Вот сейчас…

— Нет, не рубанешь. Надо поговорить. Не здесь. Расплатись — и идем.

Мы остановились на том самом месте, где я встречался с Лаик. Бродяга почесался и уселся прямо на землю.

— Ты — урод, — без предисловий заявил он.

А я смотрел на него сверху вниз, и мне все казалось, что смотрю я на него снизу вверх… Откуда?…

— Знаю — и все, — захихикал бродяга. — Да ты садись, садись, в ногах правды нет. Ничего в ногах нет — ни правды, ни кривды, да и держат они тебя неважно…

Тут я действительно почувствовал головокружение и торопливо опустился рядом.

— Ну что, парень, нашел мать-смертушку, или разошлись в переулке? — бродяга вздернул верхнюю губу, и сморщенное лицо его покрылось паутиной веселых лучиков.

— Да нет пока, — покосился я на смешливого собеседника, — но найду, ты уж не сомневайся…

— Олух, — спокойно сообщил мне бродяга. — Вот уж воистину… И ее не вернешь, и сам сдохнешь зазря, — уяснил, или повторить?!

— Кого — ее?! — я впился глазами в его лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть.

— Разве трудно догадаться, что ты по девушке своей сохнешь?

Я промолчал. Наверное, легко.

— Ну, парень, раз уж жизнь тебе недорога, то и употребить ее можно с куда большей пользой, чем героически отдать концы в занюханном притоне.

— Очень заманчиво. И куда ж ты употребить ее надумал, жизнь мою-то, варк меня заешь?!

— Вот именно туда и собираюсь.

— Куда — туда?

— К варкам хочу тебя отправить. И настоятельно советую. Любить варка — это вы все мастера, а вот как насчет непосредственно?…

— Где она?! — жуткая, невероятная, кричащая надежда вспыхнула вдруг во мне.

— У себя. Лежит, где положено.

— Ее… убили?

— Не говори ерунду. Убить Не-Живущую… Но встать она больше не может.

— Почему?

— Тяжелое Слово на ней.

— Заклятие?

Он молча кивнул.

— Кто? — тихо спросил я.

— Ого! Ты еще и мстить собираешься! Ну, этих-то тебе не достать… Сами варки и наложили Слово, Верхние; а ты что думал — люди?! Таков Закон, парень.

Я резко встал. И увидел то, что ожидал увидеть. Вернее, не увидеть. У бродяги не было тени.

— Да, — спокойно ответил он. — И я хочу открыть тебе Дверь. Но не надейся, парень — ее ты забудешь. Не для того зову тебя. И вместо одной, последней твоей жизни, я дам тебе Вечность.

— Это ты, мразь, ты наложил на нее заклятие! Ты!.. А теперь и меня заполучить хочешь?! Умри, падаль!..

Меч прошел сквозь него, но он не обратил на удар никакого внимания — пальцы бродяги стальными обручами сомкнулись на моих запястьях. Я рванулся — но это было все равно, что пытаться разорвать кандалы.

— Я мог бы сделать это силой. Прямо сейчас, — сухо сказал варк, — но я не хочу. Ты должен сам. Понимаешь — сам! А меч свой спрячь. Во-первых, не понадобится, а, во-вторых, не поможет.