Генри Олди - Вампиры. Путь проклятых

Она уходила, уходила из жизни — ко мне, в мой мир, и я уже ничего не мог сделать: так было назначено Судьбой…

Я чуть не упустил тот неуловимый миг, когда жизнь на мгновение как бы зависает, покидая тело — но все же почувствовал его, спохватившись в последнее мгновение — и, одним движением вскрыв жилу на своей руке, притиснул этот брызнувший багрянцем фонтанчик к ее губам, даря ей то, чего она так хотела, не понимая, чего лишается, и что получает взамен. Она была еще совсем ребенком…

Потом я отнес ее — обмякшую, уже не живую, но еще не Восставшую, в соседнюю комнату, бережно уложил в стоявший там гроб. (Из этого гроба в свое время восставал и я. Давно следовало его выбросить, но — дурацкая сентиментальность не давала! Ностальгия, понимаешь!.. Кто ж мог подумать, что он еще пригодится?!)

Аккуратно задвинул крышку.

Это — ритуал.

Спи, любимая.

До завтра.

Поцелуй был нежным и трогательным. Я заворочался, сладко потянулся — и открыл глаза.

Небольшие аккуратные клыки, блеснувшие у нее во рту, когда она улыбнулась, отнюдь не портили мою Эльвицу. Моя ответная улыбка вышла немного грустной: все-таки мне было немного жаль ту жизнерадостную и непосредственную Девочку Эли, которая умерла вчера.

Впрочем, мне тут же предоставилась возможность убедиться, что характер моей Элис ничуть не изменился:

Вставай, соня! Пора на охоту! Я проголодалась! Кого мы сегодня будем есть?

Как вампир, она была бесподобна! Лучшей подруги, напарницы и любимой я не мог себе и желать! Какой соблазнительной и доступной умела она казаться — так что я бы даже начал ревновать, если бы не знал, что она всего лишь играет. Но играла она идеально, не сфальшивив ни разу! И когда сопящие от возбуждения парни устремлялись за ней в темноту проходного двора или глухого закоулка — там уже ждал их я. Конечно, пищу выбирал я, придерживаясь своего старого, хотя, по большому счету, достаточно глупого принципа: употреблять в пищу исключительно бандитов, «гопников» и прочую «урлу». Да, конечно, охотиться на этих типов довольно интересно, но…

А вот моя Эльвица с радостью приняла правила этой кровавой игры, доверив мне выбор жертв (которых мы все, с легкой руки Генриха, обычно называем «клиентами»).

Похоже, Эльвица действительно считала, что мы занимаемся благородным делом — очищаем город от всякой мрази. Я не стал разубеждать ее в этом. Пусть «живет» этой иллюзией. На самом деле мы просто питались, а заодно искали острых ощущений, которые, пусть ненадолго, но дает такая охота. Что же касается совести, то она у меня уже давностала весьма сговорчивой. Прав был Генрих!..

Так вот, «клиенты» сворачивали в заранее облюбованную нами подворотню или иное укромное место, один из парней нетерпеливо подступал к Эльвире (а обычно их было двое: одного нам с Эльвирой было мало, но мои «подопечные» в последнее время взяли моду никуда не ходить поодиночке — и это оказалось нам только на руку!). Эльвира тут же сама прижималась к нему, обнимала, ее губы касались шеи «любовника», в глазах вспыхивали хищные зеленые огоньки…

Странно: у меня, насколько я знаю, глаза светятся красным. А у нее после смерти даже цвет глаз не изменился!

Криков не было ни разу; как правило, «клиент» вообще не успевал понять, что умирает.

«Это было так приятно, когда ты пил из меня, — призналась мне как-то Эльвира. — Ты был так нежен… Я стараюсь с ними поступать так же — чтобы им не было больно.»

Так что «клиент» обычно даже не пытался сопротивляться, до самого конца так и не сообразив, что с ним происходит.

А вторым, стоявшим чуть поодаль, тем временем занимался я. Я не был столь нежен, как Эли, но мои «клиенты» тоже не успевали крикнуть.

Так что Эльвира очень быстро стала первоклассной охотницей — она схватывала все прямо на лету: принципы отбора «клиентов», приемы охоты, умение заметать следы, маскируя наши трапезы под «обычные» убийства. При этом она одновременно ухитрялась оставаться все той же непосредственной и наивной девчонкой, что и при жизни. Похоже, она просто не обратила внимания на собственную смерть — для нее это было несущественно! В душе она уже давно была вампиром — с того дня, как познакомилась со мной и сделала свой безумный выбор!

А может быть, еще раньше?…

Нет, все-таки она была немножко crazy!

К примеру, она была уверена, что вампир непременно должен спать в гробу. Даже в квартире. Я с удовольствием предоставил ей свой, поскольку давно уже прошел через этиглупости и предпочитал спать на кровати: тройные черные шторы, глухие ставни и пуленепробиваемые жалюзи давали вполне надежную защиту от солнечного света, который для нас смертелен.

Один день Эльвица честно проспала в гробу; следующим утром она забралась в него уже без особого энтузиазма, а посреди дня, когда я, как и всякий порядочный вампир, еще спал мертвым сном, я вдруг почувствовал, что кто-то пытается забраться в мою кровать.

Разумеется, это была Эльвица. В тот день как следует выспаться мне так и не удалось: от объятий мы быстро перешли к ласкам, а затем и к их естественному продолжению; но одним разом мы оба не удовлетворились, и все повторилось снова, а потом еще раз… Короче, заснули мы только под вечер, а вскоре уже пора было вставать и отправляться на охоту…

После этого Эли уже не выделывалась и спала в кровати вместе со мной, и, надо сказать, спать с того времени я стал куда меньше: нашлось занятие поинтереснее!

А взять хотя бы ее попытку среди бела дня (когда, опять же, вампирам положено спать, но ей это было до лампочки!) — ее попытку раздвинуть шторы: в квартире, видите ли, слишком мрачно! Хорошо, что мои шторы так просто не раздвинешь: они закреплены наглухо и закрыты сверху пуленепробиваемыми жалюзи — свое убежище я оборудовал на совесть. Но Эли это не остановило, благо сила у нее теперь была вампирская, и если бы я вовремя не оттащил ее от окна, то мы бы и пикнуть не успели, как превратились в две кучки пепла!

— Извини, я забыла! — виновато улыбнулась она — и при виде этой улыбки у меня сразу опустились руки, и я не стал ей вычитывать, а вместо этого отнес в постель и поспешилдоказать, что не сержусь на нее.

Впрочем, больше подобных смертельно опасных «проколов» она не допускала. Одного раза ей было вполне достаточно.

А вообще это были самые счастливые дни в моей «посмертной жизни». Мне казалось, что я опять ожил, что мы с Элис снова стали людьми; мы больше не были холоднокровными вампирами — мы жили, и наши тела действительно теплели, соприкасаясь — но в глубине души я знал, что это — лишь иллюзия жизни. Очень опасная для вампира иллюзия. И что скоро это невозможное, небывалое счастье, неположенное таким, как мы, проклятым, — кончится.