Марк Фрост - Шесть мессий

— Значит ли это, что вы действительно принц? — поинтересовался Иннес.

— В каком-то смысле, и я говорю это не без смущения, да, я принц, с юридической точки зрения — махараджа Берара, что, смею вас уверить, звучит более впечатляюще, чем на самом деле означает. — Говоря это, Престо непринужденно вращал серебряную монету взад-вперед между длинными тонкими пальцами.

— Почему?

— Сорок лет тому назад, в приступе неверно истолкованной преданности, мой дед передал земли наших предков низаму, правителю соседней провинции Хайдарабад; низам тут же уступил управление нашим наследием британцам ради урегулирования старинного долга. Мой отец возмутился, в знак протеста отказался от своего титула и, оставшись фактически без гроша, усугубил свое положение тем, что, презрев родовые традиции, женился на англичанке, стал банкиром и поселился в Лондоне, где я родился и вырос.

Престо умолк, сделал так, что монетка исчезла, и выдержал спокойную паузу, оценивая реакцию слушателей.

— Фокусам я выучился не у факиров, а заинтересовался еще в детстве, посещая английский мюзик-холл, и со временем натренировался в этом искусстве настолько, что вполне могу давать представления.

Он сделал жест; монетка вновь появилась в его руке. Дойл перестал расхаживать, глотнул кофе и на какой-то момент забыл о боли в коленях. Штерн с Иннесом озабоченно подались вперед. Не изменилось только выражение лица Джека.

— Вижу, что привлек ваше внимание, — сказал Престо.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил Дойл.

— В детстве каждое лето я навещал деда, который по-прежнему живет уединенно при дворе низама в Чоу-Махалле; мы с сыном правителя, нынешним низамом, были товарищами по играм. Мой друг низам взошел на трон Хайдарабада одиннадцать лет тому назад, в возрасте восемнадцати лет. В последующие годы я виделся с ним, когда начинал карьеру барристера: мне посчастливилось стать одним из первых людей смешанного происхождения, получивших право выступать в английском суде, что для меня вопрос чести. Шесть месяцев назад я получил срочное приглашение посетить низама в Мадрасе и, решив, что причиной тому, наверное, плохое здоровье моего деда, не откладывая, собрался в дорогу. Однако оказалось, что дед, как это говорится, пребывает в добром здравии и живет с только что достигшей брачного возраста пятнадцатилетней танцовщицей…

— А сколько ему лет? — вырвалось у Иннеса.

— Восемьдесят пять, и он до сих пор убежденный распутник. Я должен объяснить, что их культура не разделяет нашего христианского убеждения в том, что земные радости производят разрушительное действие на душу: напротив, некоторые из наиболее верующих индусов полагают, что дорога на небеса вымощена плотскими наслаждениями.

Дойл театрально прокашлялся, а Иннес… закрыл рот.

— Хотя я и обрадовался, найдя деда в таком прекрасном состоянии — эта нимфа была поистине восхитительна, — цель моего пребывания оставалась для меня туманной еще три дня, пока наконец низам не вернулся с охоты на тигра. В тот вечер мы вместе поужинали в его личных покоях — мой друг за последние десять лет украсил свой дворец так, что мог бы потягаться с Людовиком Четырнадцатым, даже обзавелся ватерклозетом из чистого золота, ужасающе безвкусным, но все равно впечатляющим, а потом он рассказал мне о пропавших Упанишадах. Преступление совершилось во мраке ночи, не было никаких свидетелей, и никто не обращался за выкупом, хотя низам был готов выложить за святыню большие деньги. Низам рассудил, хотя логики в его суждении было негусто, что я с моим опытом работы на ниве английского правосудия более чем кто-либо способен пролить свет на эту тайну. Когда я попытался любезно отказаться, указав на тонкую, но весьма существенную грань между барристером и полисменом, низам выразил сочувствие моему положению, потом ненароком намекнул, что было бы весьма печально, если бы мой дед не смог больше поддерживать тот образ жизни, к которому привык.

— Да это просто вымогательство! — возмутился Иннес.

— Да, шантаж с улыбкой: мой друг низам обладает натурой кобры. Как вы можете себе представить, всякая мысль о том, чтобы привезти в Лондон старого человека, который восемьдесят пять лет своей жизни провел в царском великолепии, неприемлема. Для меня это было бы полной катастрофой, поэтому я согласился сделать все, что смогу. На покрытие расходов низам выдал мне ошеломляющую сумму, но я понятия не имел, что согласие взяться за это поручение приведет меня сначала в высшие правительственные круги Англии, а потом сюда, в Америку. — Престо сделал драматическую паузу, чтобы отпить еще глоток кофе. — Не находите ли вы, джентльмены, эту страну в высшей степени своеобразной? — учтиво осведомился он.

— Еще какой! — кивнул Дойл.

— Просто фантастической, — подтвердил Иннес.

«Лучше бы на себя посмотрели», — подумал Штерн, единственный в этой компании американец.

— А какое отношение к этому имеет английское правительство?

— Когда я вернулся в Лондон и начал наводить справки о похищенных священных книгах у моих знакомых в Министерстве иностранных дел, меня сопровождало нарастающее удивление и любопытство, причем заинтересованными оказывались всё более высокие государственные мужи, каждый из которых ошибочно предполагал, что я обладаю официальным статусом дипломата. И наконец я добрался в своих поисках до кабинета премьер-министра.

— Гладстона? — Дойл вскинул брови.

— Самого лорда Гладстона. Мы немного поболтали о некоторых общих друзьях, и потом он рассказал мне, что сходным образом была похищена книга равной значимости для англиканской церкви и что след, насколько они могли определить, вел в Нью-Йорк, причем имелись основания подозревать, что к этому может быть причастен богатый американец, коллекционер книг.

Дойл бросил взгляд на Джека, чтобы посмотреть его реакцию, однако никакой реакции не было.

— Я прибыл сюда две недели тому назад и принялся обходить здешние светские приемы в том нелепом обличье, в котором вчера вечером приветствовал и вас, мистер Конан Дойл. К глубочайшему сожалению, люди ожидают от магараджи черт знает чего, и, чтобы не обмануть их ожиданий, мне удалось сделать из себя форменного осла, если позволите так выразиться…

— «Нюхорама»? — уточнил Иннес.

— Кстати, идея оказалась чертовски плодотворной: вы представить себе не можете, сколько я получаю заманчивых предложений о финансовом участии.

— Просто поразительно! — покачал головой Дойл.

— Похоже, что у американцев на прибыль реакция, как у акул на кровь в море. Ну а кроме аферы с запахами я повсюду намекал, что интересуюсь редкими религиозными книгами, пусть и незаконного происхождения.