Александр Галиновский - КОЖА.Коллекция рассказов

Отец умер в девяносто шестом. Через пять лет я вернулся в деревню, надеясь написать роман.

Пара рассказов и короткая повесть — это все, что у меня было к тому времени. Роман задумывался большой, про войну. Я много слышал об этом отцовских рассказов, да и с характерами тоже проблем не должно было возникнуть, я жил среди них — бери, не хочу.

Окончательно я переехал в деревню в мае, и уже в июне сел за роман. Я захватил с собой упаковку блокнотов, десяток ручек, еды из города и несколько бутылок водки — чтобы наладить контакт с местными жителями. Книга планировалась полудокументальная, основанная на воспоминаниях очевидцев, с небольшим налетом фантазии и моего собственного виденья проблемы. Я уже имел договоренность по изданию трех глав в институтской газете, и потому с энтузиазмом принялся за написание: эту часть работы планировалось завершить к концу месяца.

Радиостанция все это время стояла на чердаке.

Я и думать о ней забыл с тех пор как повзрослел. Нет, конечно, я знал, что наверху полно всякого хлама, но вот подняться на чердак и затеять там уборку времени никак не находилось. Каждый вечер ровно в одно и то же время я ужинал, убирал со стола и садился писать. Добываемой ежедневно информации было столько, что я чуть укладывался в собственный график. Характеры выходили как надо, я почти не искал нужных слов, мысленно вернувшись в детские годы, когда все мы — и родители и дети, говорили на своем «деревенском» языке.

Однажды вечером я сидел, как обычно, за столом и делал записи. Вдруг я услышал шум. Не могу ручаться, что я не слышал его раньше — просто в этот момент я на минуту отвлекся.

Шум напоминал треск фольги, словно кто-то разворачивал конфетную обертку перед чувствительным микрофоном. Те, кто работал с аппаратурой, поймут меня: звук искажается настолько, что становится полностью неузнаваемым.

Я отложил ручку и прислушался. Шум не исчезал. Роман остановился на очень сложном моменте, когда надо было передать впечатления главного героя от увиденного в сожженной немцами деревне, и я не хотел отвлекаться на посторонние дела. Тем не менее, необычный звук захватил меня настолько, что я не смог продолжить работу.

Это могли скрести крысы, или внезапно налетевший сквозняк шелестел газетой. Представляя это, я внезапно понял, откуда раздавался шум. Чердак. Это было и так понятно — где еще могли завестись маленькие хвостатые существа, скребущие своими цепкими лапками.

Я встал из-за стола, погасив старенькую «ленинскую» лампу в бледно-зеленом абажуре. На улице уже стемнело.

Шум не прекращался. И он не был похож на поскребывание коготков, скорее уж на электрический треск.

РАДИОСТАНЦИЯ.

Невозможно было поверить в то, что я слышал как работает радиостанция, которая простояла несколько десятков лет! Эта мысль захватила меня настолько, что, обладая живой фантазией, я тут же всякого насочинял и не на шутку испугался. Другим чувством был повышенный интерес.

Я направился к стенному шкафу. Этот шкаф, расположенный в другой комнате, на удивление хорошо скрывал лестницу и вход на чердак. Взявшись за первую перекладину, я на секунду засомневался: стоит ли подниматься наверх, но затем интерес возобладал над страхом и я сделал первый шаг.

Итак, я был на чердаке. Здесь всегда лежало множество вещей, но сейчас их было просто немыслимое количество: старая колыбель, куда меня клали в младенчестве, печка-буржуйка, коробки со старой обувью и одеждой. В углу я увидел свои детские игрушки, пару рыбацких сапог и сундук, набитый, очевидно, всякой всячиной. На нем, как на постаменте, громоздилась радиостанция.

Будь я проклят, если лампочка на ней не горела! Индикаторы работали и стрелки двигались! Единственный наушник змеей свисал с крышки сундука, а микрофон стоял прямо передо мной.

ОНА РАБОТАЛА.

После стольких лет она работала!

Я поднялся выше, взобрался на чердак, и мигом преодолел те несколько шагов, которые отделяли меня от сундука. Шипенье здесь было слышно намного громче. Меня обуял мистический страх. Я слышал всего лишь «белый шум», как его называют радиолюбители, и, тем не менее, после стольких десятков лет молчания сигнал это казался ни больше, ни меньше, посланием из потустороннего мира. Как она еще могла работать? Как под воздействием пыли и времени сохранили свою работоспособность многие детали?

Я приблизился к радио, мягко провел по корпусу рукой. Слой пыли под моими пальцами достигал сантиметровой толщины, и все равно — оно работало. Ручка настройки частот располагалась ниже, рядом с другими регуляторами громкости и тембра. Ее я повернул несколько раз, пытаясь что-нибудь поймать.

Волнение, охватившее меня в тот момент, невозможно было себе представить. Здесь, на чердаке обычного дома в полумертвой деревне я шагнул в Зазеркалье. Возможно, все легко объяснялось с точки зрения физики, но как еще объяснить то, что после стольких лет радиостанция работала?

Тон шума слегка изменился. Это могло означать, что я нащупал что-то… Только что? Могла ли военная радиостанция сороковых годов принимать современную трансляцию? Нет, это вряд ли. Все-таки военная и гражданская передача — не одно и то же. В военных радиостанциях многие частоты зашифрованы и отмечены специальными кодами.

Одна тональность шума переходила в другую, сменяясь резкими скрипами по мере того как я крутил ручку частот. Конечно, было глупо надеяться на что-то интересное. Это было просто старое радио, а не какой-нибудь ящик Пандоры.

Внезапно шум прекратился. Лампочка на корпусе погасла, словно кто-то повернул ручку выключения. Я оказался в полной тишине. Стены навалились на меня, грозя раздавить, потолок словно опустился на полметра ниже. Запах пыли и застоявшейся гнили ударил мне в нос с небывалой резкостью. Неожиданно быстро даже для самого себя я спустился с чердака и чуть успел добежать до двери: меня вырвало прямо на крыльцо.

На следующее утро я не мог ни о чем думать, кроме своего вечернего приключения. Встав с постели, я первым делом направился к стенному шкафу. Его створки были распахнуты. Некоторое время я стоял, вглядываясь во мрак, не в силах решиться, чтобы взобраться на чердак. Наконец резким движением я захлопнул двери шкафа.

Но уже через час радиостанция находилась у меня на столе. Я не смог устоять перед соблазном стащить ее вниз и как следует изучить. Лампочка включения на этот раз не горела.

Все записи касательно романа, которые я делал с таким упорством в последние две недели, теперь были свалены одной бесформенной кучей на полу. Я знал, что на некоторое время работа отойдет на второй план — пока я не исследую радиостанцию.