Ричард Матесон - Тени и призраки

Гарри подошел к ней и снова обнял ее. Она устало прильнула к нему.

— Он, конечно, позволит тебе сделать это, крошка.

— Ах, не знаю.

— Но, Кассандра, он же не намерен дать умереть своему мастерству, — продолжал Гарри. — Не тупица же он.

(Уж в этом-то Гарри был прав.)

— Очень на это надеюсь, — пробормотала Кассандра.

Она резко выпрямилась, вскинула голову, и на ее лице заиграло выражение мрачной решимости.

— Я справлюсь с этим, Гарри! Я трудилась долгие годы. Конечно, я не стану утверждать, что умею все, что умеет он. Но это искусство я изучила. Изучила!

— Ш-ш-ш, крошка. Не волнуйся так. — Он опять погладил ее плечи. — Разве я с тобой спорю? Я жажду увидеть тебя за работой, ты же знаешь. И хочу, чтоб ты выступала в лучших театрах, на лучших площадках страны, да что там страны — мира! Первая женщина-иллюзионист!..

«…разучившая, как заяц на барабане, все то, что я, а затем и Макс разрабатывали более половины столетия», — эта мысль горькой обидой прожгла мою душу.

— Так оно и будет, крошка, — доверительно произнес Гарри.

«Мерзавец», — подумал я.

— Я могу работать его номера, Гарри! — воскликнула Кассандра, и в ее голосе зазвенела сталь.

«Похоже, Макса ждет серьезная битва», — мелькнула у меня мысль.

— Не сомневаюсь. Потому-то я и здесь. Это непременно случится.

Кассандра, по-видимому, успокоилась и почти с мольбой устремила на него взгляд.

— Ты моя последняя надежда, Гарри, — произнесла она. — Если сегодня этого не произойдет…

То, что на самом деле случилось в тот день, было на целую вечность дальше того, что любому из нас могла подсказать самая необузданная фантазия.

— Произойдет, вот увидишь, — ни о чем не подозревая, уверил ее Гарри. — Вспомнишь потом мои слова.

Она выглядела обнадеженной.

— Было бы так просто обновить его представление, — сказала она.

«Ага, — подумал я. — Так вот в чем дело».

— Главные эффекты оставить прежними, они очень неплохи. Все, что требуется, — это модернизация. Мы с легкостью могли бы добиться этого.

«Бедный Макс», — подумал я.

— Мы могли бы снова быть на коне, — продолжала Кассандра. — И он мог бы быть на коне. Он должен иметь успех.

«Была ли она сейчас в самом деле искренна?»

— Я стремлюсь к успеху для нас обоих.

«Безусловно, нет».

— Вот и отлично, крошка, — успокоил ее Гарри и слегка потрепал ее по щеке. — Считай, успех у нас в кармане.

У нее вырвался возглас радости.

— Если ты добьешься этого, Гарри, я угощу тебя самым лучшим шампанским, какое только найдется в этом городе!

Он пробежал ладонью по ее спине, затем ласково погладил ягодицы. Жест человека, явно имеющего на это право.

— Ну, я, может быть, захочу немножко большего, — игриво произнес он.

Гарри начал целовать ее, но Кассандра вдруг застыла на месте, устремив взгляд на кресло у письменного стола. Я изо всех сил старался разглядеть, что она могла там увидеть.

В том самом кресле, которое она легким движением заставила вращаться («Продолжало ли оно свое вращение, когда ни один из нас на него не смотрел?»), кто-то сидел.

Это стало ясно по струйке светло-серого дыма, которая вилась сейчас над креслом.

Кассандра отпрянула от Гарри, она явно была поражена до глубины души.

Заметив это выражение ее лица и проследив направление ее взгляда, Гарри тоже уставился на кресло. Теперь мы все трое смотрели в одну сторону. Гнетущее молчание повисло в кабинете.

Наконец кресло медленно повернулось, и перед нашими глазами возник последний и главный участник той страшной драмы, которой предстояло развернуться.

Позвольте представить: мой сын, Максимилиан Делакорте.

Макс имел счастье сохранить свою очень привлекательную внешность. Волосы, тронутые сединой, оставались густыми и темными. Вандейковская бородка обрамляла красивый овал лица. Подобно мне, он был высок и пропорционально сложен, имел весьма внушительную осанку. (При всей скромности должен признать, что я — тоже. В прошлом.)

В тот день его одеяние составляли винно-красный жилет, белоснежная рубашка и свободно завязанный галстук. С шеи свисала золотая цепочка с очками. Пальцами левой руки он держал тонкую сигару, дымок от которой и выдал его присутствие.

Выдохнув дым, Макс мягко улыбнулся присутствующим.

— Добрый день!

«Он ничего не слышал из их разговора, — подумал я. — Голос звучит слишком уж благодушно».

Кассандра и Гарри лишь молча смотрели на него (возможно, более подходящее слово в данном случае «пялились»), настолько врасплох они были застигнуты. Подобно мне, они ломали головы над тем, как долго он сидел здесь и что мог услышать. Но, в отличие от меня, их (надеюсь) угнетало чувство вины, и они страшились, что он слышал все.

Макс глянул через всю комнату в мою сторону, улыбнулся и приветственно поднял руку.

— Доброго дня и тебе, padre, [18] Note18 Отец (лат.). — сказал он.

Как бы я хотел ответить на его привет таким же взмахом руки. Боже милостивый, как бы я хотел рассказать ему об этой парочке, точнее, об этой троице, поскольку в заговоре явно был и Брайан с его более чем подозрительной маскировкой под Кассандру.

Пока было ясно, что Гарри по меньшей мере терзается подозрениями, слышал ли Макс его слова. Но гораздо больше ему не давала покоя мысль о том, откуда (во имя неба!) мог он здесь оказаться. Кресло стояло совершенно пустым и находилось на довольно большом расстоянии от любой из стен кабинета, из которой Макс мог бы выскользнуть.

Я понял, что и Кассандра размышляет над тем же самым. Но в отличие от Гарри она намеревалась использовать эту загадку для того, чтобы — счастливая мысль — затушевать сказанное ими и, возможно, услышанное Максом или даже увиденное им. Она хотела скрыть их физическую близость.

Кассандра указала на кресло.

— Когда ты это устроил, Макс? — спросила она, тон ее холодного упрека указывал на чувство, которого она, возможно, и не испытывала.

Макс дружелюбно улыбнулся.

— Когда ты отдыхала на Бермудах, — ласково ответил он.

«Забуду ли я когда-нибудь сладость трех прекрасных недель ее отсутствия?»

— Что ж, тебе удалось нас удивить. — Она тщетно старалась скрыть нотки радости в своем голосе.

— Серьезно? — Макс с детской благодарностью отозвался на признание успеха его затеи.

Мне, конечно, тоже было знакомо такое чувство, но я бы предпочел, чтобы Макс не испытывал его в эту минуту.

Кассандра снова усмехнулась.

— Приберег для особого случая, не так ли? — разоблачающим тоном поинтересовалась она.

— Ага. Тебе понравилось?

— Понравилось? — Теперь ее голос звучал сварливо. — Тебе хорошо известно, как я отношусь к таким делам: это прекрасная работа.