Кирилл Партыка - Подземелье

— Спишь? — осведомился Логинов, когда Сергей взял трубку.

— Что, еще кого-то?.. — Слова трудно проталкивались сквозь горькую сушь во рту.

— Нет пока… тьфу-тьфу. Но не лучше того. Огнестрел у одного тут в усадьбе и труп в кочегарке.

— Ого! Прорвало. В кочегарке — с криминалом?

— Шут его знает! Поедешь?

— Само собой.

— Тогда собирайся, я сейчас заскочу.

Сергей начал торопливо одеваться.

— Ты куда? — спросила окончательно разбуженная Раиса.

— На работу.

— Господи! Что там еще? Съели главу администрации?

— Ага. И прокурором закусили.

— Несчастье! — Раиса застонала. — Хоть здесь, думала, отосплюсь, так нет, любовничек деловитый попался.

Он на прощание чмокнул ее в теплую, мягкую щеку.

— Дверь запрешь — ключ брось в почтовый ящик.

Едва Сергей вынырнул из подъезда, возле дома нарисовался потрепанный голубой «Москвич». Из-за руля призывно помахал Логинов.

— Все машины в разгоне, кровная моя «Карина», тоже доброе старье, сломалась, ремонтировать некогда. Пришлось у соседа одолжить, — объяснил он, когда Сергей устроился рядом.

Рыча изношенным движком, разболтанная легковушка загромыхала по ухабистой дороге. Через несколько минут Сергей знал, что ночью один деятель у себя на подворье подстрелил из карабина пятнадцатилетнего паренька. Обстоятельства уточняются, но дело, в общем-то, ясное.

Второй случай посложней. В котельной обнаружили полусгоревший мужской труп, по пояс находившийся в топке. Не так много от него и осталось, однако, судя по всему, погибший — никто иной, как кочегар Матюхин. Работали уже следственно-оперативные группы, но в котельной полной ясности пока не было.

Сергей слушал, и в нем крепло предчувствие, что грядущий день вновь окунет его в гнетущий морок, от которого он тщетно старался избавиться.

Уже совсем рассвело, когда «Москвич» остановился на окраине поселка, возле добротной усадьбы, обнесенной изгородью из длинных, очищенных от коры жердей.

Сергей сразу узнал и эту изгородь, и обширный огород, с трех сторон стиснутый подступившими зарослями. Даже стена близкой тайги казалась ему такой же черной и неприступной, как той ночью, когда они с Логиновым бродили здесь в свете автомобильных фар.

В тот раз из-за темноты Репин не успел ничего как следует рассмотреть и сейчас оглядывал бревенчатый дом и ухоженное подворье. Доброму хозяину они принадлежали.

Возле калитки оживленно шушукались соседи. Логинов поздоровался с ними.

Миновав засыпанный гравием двор, оперативники прошли в дом. Дверь с веранды вела на кухню. За обеденным столом, покрытым новой, в голубую клетку клеенкой, писала протокол осмотра немолодая женщина, следователь, с погонами старшего лейтенанта на плечах. Перед ней лежал старый обшарпанный карабин кавалерийского образца.

Рядом топтались понятые.

Сергей заметил сгорбившегося в углу на табурете грузного, лысоватого мужика лет сорока пяти, в заношенной клетчатой рубахе и рваных, потерявших цвет от бесчисленных стирок, тренировочных брюках. Убожество его одеяния никак не вязалось с достатком, которым полнилось хозяйство.

Мужик сидел, слегка покачиваясь, положив на колени красные, обветренные руки.

Рядом подпирал стену высокий худощавый лейтенант, участковый уполномоченный.

Логинов спросил следовательницу:

— Ну что тут, Григорьевна?

Та продолжала молча писать. Николай крякнул, но тут на его голос из глубины дома явился оперуполномоченный и бойко отчеканил, что ночью Артюхов Петька залез к подозреваемому во двор, видимо, с целью кражи. Хозяин заметил его и выстрелил через форточку из карабина. В результате Артюхов получил сквозное ранение грудной клетки справа с повреждением внутренних органов. Сейчас в тяжелом состоянии госпитализирован.

— Это какой Артюхов? — уточнил Николай. — Который весной по краже лодочного мотора проходил?

— Тот самый, — подтвердил опер.

— Долазился, воровайка чертов, — буркнул Николай и обратился к хозяину дома: — А ты, Сергеич, совсем, что ли, озверел? Ну, вышел бы, дал по шее. А то — ни хрена себе — из карабина! Пьяный, что ли, был?

— Не был пьяный, — откликнулся мужик из угла.

— Да вот и я знаю, что ты не пьешь. Ну, а если не пьяный, так объясни мне деяние свое. Или жадность совсем ума лишила?

— Он говорит, думал, что это медведь, — вставил бойкий опер.

— Как же, медведь! Сейчас всё на медведя валить можно. Чего отмалчиваешься, Сергеич?

— Да ведь объяснял уже, — отозвался Сергеич с надрывом. — Чего валить-то? Вон он сколько уж наворотил. Али не слыхал?

— Ну-ну. И как же это ты пацана с животным спутал?

— А вот так и спутал. Проснулся ночью, слышу — трещит во дворе. Глянул в окно — темно, не видно. Глянул в другое, с кухни. Там от луны посветлей. А возле сарайки что-то чернеется, шевелится, но на человека не похоже. Пацан-то, оказывается, пригнулся, замок ковырял. Да еще сбоку, через стекло, поди, разбери…

— И ты наобум за карабин схватился?

— Да я б и не хватался никогда! Черт бы с ней, с той сарайкой. Пусть бы даже обворовал. Его бы щас садили, а не меня. Но тут, вот же какое дело. Тогда, ночью, сразу, как ваши мертвеца увезли, у меня по огороду медведь шастал.

— Как так — шастал? Вот новости! Чего ж ты никому не сказал?

— А чего говорить? Перепрыгнул он через забор, по огороду проскакал и опять в кусты. А следы дождем смыло. Вы б еще и засмеяли — примерещилось.

— Так, может, правда, примерещилось, или так кто-то шарахался?

— Тогда луна добрая стояла. Тучи только под утро натянуло.

— Ну и как он выглядел, тот медведь? Обрисуй.

— Да как его обрисуешь? Но не человек был, точно. Что я, человека от зверюги такой не отличу?

— Да так вот и выходит, что не отличил, шмальнул пацана.

— Это ж совсем другое! — всплеснул руками Сергеич. — Медведь-то уже у меня на уме вертелся, вот ошибка и вышла. А тогда я же видел: лохматый, здоровый, да и вообще, люди так не бегают.

— Ясно, что не бегают. Медведь на четырех ногах, человек — на двух, — заметил Логинов. — Ты уж нас не путай.

Репин вдруг почти догадался, что сейчас выложит Сергеич. Тот помялся, покряхтел.

— Тут вот какая штука… Что не человек, это точно. Но не на четырех лапах оно бежало. На двух.

— Так, может, все-таки… — начал Логинов, но мужик перебил:

— И не сомневайся, Коля. Животное. Повадки у него не человечьи. Я все ж таки тоже охотник, понимаю. А раз не человек, то кому ж еще быть, кроме медведя.

Гориллов у нас не водится.

«Будь оно всё неладно!» — подумал Сергей. Что бы ни случилось, какая-то проклятая кривая, Рок какой-то, неотвратимо выводил к одному и тому же: к зверю, крови, злу.

— Ой, Сергеич! — Логинов покачал головой. — Туманно излагаешь. То пацана с двух шагов не углядел, а то и повадки распознал. — Но было заметно, что начальник розыска слегка смущен.