Мария Барышева - Увидеть лицо

Его пальцы накрепко, до боли сжали надфиль в кармане, и тотчас Субботин, не вставая с кресла, рявкнул:

— Ты что несешь, Лифман?! Совсем умом поехал?! Думаешь, я ничего не знаю?! Да над тобой вся округа потешается, недоумок озабоченный! Нет, Инга, как тебе это нравится, а?!

Инга улыбнулась детской, безмятежножестокой улыбкой и снова подогнула под себя ноги. Сейчас она была так близко, что он мог протянуть руку и дотронуться до ее округлившегося в изгибе колена, обтянутого черным шелком. Дурманящий запах "Живанши" качал его сознание в своих мягких прозрачных ладонях.

— Хватит, я и так слишком долго тянул, — сказал Виктор за его спиной. — Делал скидки на твое здоровье… твой возраст… Все, финиш! Так и быть, уходи по собственному…

Резко развернувшись, Борис шагнул к нему и, выдернув руку из кармана, замахнулся надфилем. Его глаза были все такими же сосредоточенными, а улыбка на губах стала отстраненной и мягкопечальной. Глаза директора округлились, и он успел произнести потрясенным, незнакомым, тонким срывающимся голосом:

— Борь… ты что?!..

Одновременно он поднял руку, чтобы перехватить Лифмана за запястье и отбросить его от себя, но сделал это слишком медленно и слишком поздно, очевидно, так до конца и не поверив в реальность происходящего. Острый конец надфиля глубоко вонзился ему в шею, разворотив яремную вену. Удар был таким сильным, что инструмент вышел с другой стороны, выбросив фонтанчик крови, и на мгновение пригвоздил Виктора к кожаной обивке кресла. Руки Субботина взметнулись и схватили ювелира за запястье, силясь оттолкнуть его, из распяленного рта вместе с кровью вырвался булькающий крик. Борис, сжав зубы, пытался удержать надфиль, ставший скользким, и несколько секунд они раскачивались взад и вперед, словно в нелепой пантомиме, и инструмент, который дергали из стороны в сторону, все больше и больше раздирал рану. Потом на спину Лифману с душераздирающим воплем прыгнула Инга, колотя его по плечам и голове, полосуя ногтями лицо. Он выпустил надфиль, развернулся и, обхватив женщину, отшвырнул ее на диван.

— Не вмешивайся! Я делаю правильно!

Хотя его голос был очень тихим, в нем прозвучали такие жуткие нотки, что Инга застыла, прижимая к губам дрожащие окровавленные пальцы и с ужасом глядя на его спокойное печальное лицо.

Виктор вскинулся в кресле, глядя вытаращенными глазами куда-то в стену, схватился за надфиль и выдернул его из своей шеи, и следом выплеснулся тугой поток темной крови. Он уронил инструмент на паркет, заляпанный влажными пятнами, дернулся из стороны в сторону, прижимая к шее прыгающую ладонь, потом пошел через кабинет пьяной, мотающейся походкой, налетая на мебель и на стены и оставляя за собой темную дорожку блестящих капель.

— …а!…а!..а!.. — летело вперемешку с бульканьем из его раззявленного рта.

Борис в несколько прыжков догнал его, потом подхватил с пола бронзовую статую, закряхтев от усилия, и обрушил ее на поникшую мотающуюся голову. Виктор свалился на пол и остался лежать, глядя затухающим взглядом в сторону окна. Его согнутые сжатые пальцы дробно, мелко застучали по паркету, словно он спрашивал разрешения войти. Челюсть несколько раз дернулась, выпустив последнее "а!" и застыла, но пальцы еще некоторое время продолжали свое движение, и рука вяло подпрыгивала. Под шеей и лицом стремительно растекалась атласная лужа крови цвета темного вина.

— Все… — тихо произнес Борис и повернулся к дивану, на котором сидела дрожащая Инга, издавая тонкие икающие звуки. — Теперь никто не стоит между нами. Все, Инга. Поехали домой. Теперь все будет, как прежде.

Он шагнул к ней, протянув руки, но Инга с жалобным стоном вжалась в спинку дивана, глядя на него с таким ужасом, что его руки упали.

— Не подходи! Сумасшедший! Не подходи ко мне! Не смей меня трогать!..

— Инга, ты что?! — спросил Лифман с неподдельным изумлением. — Иди скорей ко мне… Неужели ты не поняла, что он занял мое место? Я должен был быть твоим мужем! Ты должна была спать в моей постели!..

Он сделал к дивану еще несколько шагов, и тогда Инга спрыгнула на пол, проворно оббежала столы, зацепив один из стульев и опрокинув его, метнулась к мертвому мужу и, приподняв его и умостив голову и плечи Виктора у себя на коленях, завыла, уткнувшись лицом ему в волосы:

— Виитя!.. Витечкааа!..

Борис подошел к телу Субботина и остановился, с недоуменной болью глядя на нее сверху вниз. Его руки безвольно свисали вдоль бедер, лицо рассеклось глубокими морщинами.

— Инга, что ты делаешь? Он ведь украл тебя у меня, украл всю мою жизнь! Неужели ты забыла?! Вспомни, как мы жили… как мы ездили во Францию, на Мальдивы… Вспомни, как я делал для тебя все украшения… я всегда угадывал, потому что знаю все твои вкусы… знаю, что ты любишь носить кольца на пальцах ног, любишь черный шелк и духи "Живанши", комнатные цветы и классическую музыку… особенно Грига и Вивальди… Я все знаю…

— Сумасшедший ублюдок! — визгливо закричала Инга, поднимая голову. Ее прическа развалилась, вьющиеся пряди неряшливо торчали во все стороны, на лице темнели кровяные разводы вперемешку с подтекшей тушью. Карие глаза стали тусклыми, словно покрылись слоем пыли. — За что ты убил Витю?! За что ты убил моего мужа?! И меня тоже убьешь?!.. Сволочь, ненавижу!.. Что ты наделал?!.. Господи боже, что ты наделал?!..

— Инга… — потрясенно произнес Борис одними губами, потом склонил голову набок, словно приглядываясь к произнесенному имени, и внезапно понял, что это чудесное имя вдруг потеряло для него всякий смысл. Раньше ему нравилось даже просто ощущать его губами, чувствовать, как они шевелятся, выговаривая каждую букву — теперь это было просто бессмысленное движение, пустой звук, который не нес в себе ни жизни, ни любви — никчемный, как пустая мушиная шкурка. Он потер висок и его глаза забегали по сторонам, точно пытались отыскать нечто важное. Инга опустила голову, снова вжав лицо в волосы мужа, и хрипло зарыдала.

— Я понял, — Борис кивнул кому-то невидимому и ему же сказал: — Ты не настоящая. Моя Инга не стала бы себя так вести. Ты — всего лишь подделка. Иллюзия. Жора был прав… тогда… когда пересказывал мне свои теории… У тебя внутри пустота. Они подсунули мне фальшивку… этот Гершберг… и остальные… А моя Инга где-то в другом месте. Где-то в реальности… А это сон. И ты сон. Я должен проснуться. Я должен найти мою жену!..

В дверь уже осторожно, но требовательно стучали и дергали за ручку. Борис наклонился и, не глядя на отпрянувшую Ингу, обшарил карманы Виктора и достал увесистую связку ключей. Потом подошел к двери, отпер замок, приоткрыл ее и выскользнул в образовавшуюся щель, оттолкнув сбежавшихся коллег. Захлопнул дверь и запер на ключ.