Грэхэм Мастертон - Пария

— Смотря какой.

— Да вот, хотел спросить, было ли у вас после смерти Нийла такое ощущение…

Чарли внимательно смотрел на меня, но молчал. Он ждал, в то время как я пытался найти слова, чтобы описать свои недавние переживания и хоть косвенно узнать, не появились ли у меня галлюцинации, не свихнулся ли я или я просто так сильно переживаю свой траур.

— Спрошу иначе. Было ли у вас когда-нибудь такое чувство, будто Нийл все еще с вами?

Чарли облизал губы, словно чувствовал на них вкус соли. Потом он заговорил:

— Это и есть ваш вопрос?

— Ну, скорее, это частично вопрос, а частично признание. Но если у вас когда-нибудь было такое чувство… то есть, не казалось ли вам, что он, может, и не совсем…

Чарли всматривался в меня, наверно, целую вечность. Но наконец он опустил взгляд, склонил голову, посмотрел на свои мясистые руки, лежащие на прилавке.

— Видите эти руки? — спросил он, не поднимая головы.

— Вижу, конечно. Это добрые руки. Сильные.

Он поднял их вверх. Большие красные куски бекона, заканчивающиеся толстыми ороговевшими пальцами.

— Я должен был их себе отрубить, эти чертовы руки, — сказал он. Впервые я услышал, чтобы Чарли ругался, и волосы у меня на загривке стали дыбом. — Все, чего коснулись эти руки, превращалось в дерьмо. Король Мидас наоборот. Была же такая песенка, да? „Я король Мидас наоборот“.

— Я никогда ее не слышал.

— Но это правда. Только взгляните на эти руки.

— Крепкие, — повторил я. — И ловкие.

— О, да, конечно. Крепкие и ловкие. Но недостаточно крепкие, чтобы притащить назад мою жену, и недостаточно ловкие, чтобы воскресить сына.

— Нет, — поддакнул я, смутно сознавая, что уже дважды за сегодняшний день услышал о восстании из мертвых. В конце концов, мы не очень часто слышим это выражение, разве что в воскресные утра по телевизору. „Восстание из мертвых“ для меня всегда было связано с запахом кожаной обуви, поскольку отец объяснял мне про это в сапожной мастерской, где я помогал ему. Восстание из мертвых на небе для праведников, восстание из мертвых перед судом для грешников. В детстве я долго не понимал смысла этих слов, поскольку отец старался привить мне христианскую мораль весьма своеобразными методами. „Я выдублю тебе шкуру, если в день восстания из мертвых найду тебя среди грешников“, — говаривал он.

Я помолчал еще немного, а потом заговорил:

— У вас никогда не было чувства, что… ну, в общем, вам никогда не казалось, что Нийл иногда к вам возвращается? Что он говорит с вами? Я спрашиваю только потому, что у меня самого было такое чувство и мне интересно, не…

— Возвращается ко мне? — повторил Чарли. Его голос был необыкновенно тих. — Ну, ну. Возвращается ко мне.

— Послушайте, — сказал я. — Не знаю, не свихнулся ли я, но я постоянно слышу, что кто-то зовет меня, шепчет мое имя голосом Джейн. Мне кажется, что в доме кто-то есть. Это трудно объяснить. А прошлой ночью я мог бы поклясться, что слышу ее пение. Вы думаете, все это нормально? Я хочу сказать, с вами это бывало? Вы слышали голос Нийла?

Чарли смотрел на меня с таким выражением, будто хотел что-то сказать. Секунду он казался неуверенным и озабоченным. Но неожиданно он улыбнулся, поставил передо мной сумки с покупками, покачал головой и сказал:

— Никто не возвращается, мистер Трентон. Каждый, кто потерял дорогого человека, убеждается в этом на собственном опыте. Оттуда нет возврата.

— Конечно, — поддакнул я. — Все равно, спасибо, что выслушали. Всегда хорошо с кем-то поговорить.

— Вы просто устали и измучились. У вас разыгралось воображение. Почему бы вам не купить снотворное — например, найтол?

— У меня еще осталась куча таблеток нембутала от доктора Розена.

— Ну так принимайте их и получше питайтесь. От мороженых продуктов от вас останется только кожа да кости.

— Хватит, Чарли, ты же не его мать, — вмешался Ленни Данартс, хозяин магазина подарков — он нетерпеливо ждал, чтобы его обслужили.

Я взял с полки программу телевидения, помахал на прощание Чарли и с кучей покупок побрел к выходу. Все еще дуло, но дождь как будто утих. Я чувствовал свежий запах моря и влажной каменистой земли. Обратный путь до Аллеи Квакеров и вниз, под гору, между рядами вязов — неожиданно показался мне очень длинным. Но у меня не было выбора. Я поправил сумки и двинулся через стоянку.

Посреди стоянки меня догнал кремовый „бьюик“. Водитель нажал на клаксон. Я наклонился и увидел старую миссис Саймонс, легкомысленную и немного с причудами вдову Эдгара Саймонса, жившую за Аллеей Квакеров в большом доме, построенном самим Самуэлем Макинтайром [1] Самуэль Макинтайр (1757–1811) — известный американский архитектор и строитель , чему я всегда завидовал. Она опустила стекло и предложила:

— Может, вас подвезти, мистер Трентон? Ужасная погода, а вы вынуждены возвращаться домой пешком с тяжелыми сумками.

— Буду крайне признателен, — искренне ответил я.

Она открыла багажник, чтобы я мог спрятать покупки. Я положил сумки рядом с запасным колесом, потом сел в машину. Внутри ее пахло кожей и лавандой, выветрившимися духами, но, пожалуй, все же приятно.

— Прогулки в магазин — это моя единственная гимнастика, — объяснил я миссис Саймонс. — В последнее время у меня нет возможности даже поиграть в сквош. Собственно, у меня ни на что нет времени, кроме работы и сна.

— Может, это и хорошо, что у вас ни на что нет времени, — заявила миссис Саймонс, поглядывая назад, через длинный, покрытый каплями воды багажник автомобиля. — Ничего не едет с вашей стороны? Я могу ехать? Эдгар всегда кричал на меня, что я еду, не глядя, свободна дорога или нет. Однажды я наехала прямо на коня. На коня!

Я посмотрел на шоссе.

— Можете ехать, — проинформировал я ее. Она выехала со стоянки, пища мокрыми шинами. Езда с миссис Саймонс всегда была интересным и нестандартным переживанием. Человек никогда не знал заранее, сколько это продлится и доберется ли он вообще до цели.

— Не подумайте, что я ужасная сплетница, — начала миссис Саймонс, но я невольно подслушала, о чем вы говорили в лавке с Чарли. В последнее время мне не с кем поговорить, и я начинаю лезть не в свои дела. Надеюсь, вы не сердитесь? Скажите же, что вы не сердитесь.

— А почему я должен на вас сердиться? Ведь мы же не о государственных тайнах разговаривали.

— Вы спросили у Чарли, не возвращается ли его сын, — продолжала миссис Саймонс. — Удивительное совпадение, но как раз я точно знаю, что вы имели в виду. Когда умер мой дорогой Эдгар — десятого июля будет как раз шесть лет — я переживала то же самое. Целыми ночами я слышала его шаги на чердаке. Поверите? А иногда я слышала его кашель. Вы, конечно, не знали моего дорогого Эдгара, но он так характерно покашливал, как будто хмыкал.