Арина Веста - Алмазная скрижаль

– Значит, если бы удалось отыскать Алатырь-камень, то… – Далее не шли даже самые необузданные фантазии следователя.

– …Ну вот, вы сами открыли второй ключ к разгадке… Юрий мечтал отыскать нечто мистическое, заветное, отодвинуть хронологию Руси на несколько тысячелетий в глубину. Я сам заразил его этой изыскательской лихорадкой. Сразу после вой ны я уехал с археологической экспедицией в Приильменье. Еще лежала в развалинах Новгородская София, а мы уже пытались проверить и опровергнуть норманнскую теорию возникновения русской го сударственности. Считалось, что первыми сюда пришли варяги. И действительно, в глубоких слоях мы находили предметы скандинавского происхождения, северные рунические надписи и прочее. Но стоило копнуть поглубже, и вновь возникал «славянский» период и являлись неоспоримые свидетельства древнейшего славянского владычества в этом крае. Кстати, чем глубже доктор Шлиман уходил в археологические слои Трои, тем более высокую культуру ему удавалось обнаружить… Позднее мне довелось работать на Перыни, вблизи Великого Новгорода. Наша группа реконструировала Перунов круг – древний огненный жертвенник, ландшафтное святилище на крутом песчаном холме, где доныне шумит великолепная сосновая роща. «Ее насквозь пронизывает солнце, ей моет корни Волхов-говорун…» Это место и поныне дышит могучей силой. Святорусское жречество хранило магический опыт гипербореев. Не удивительно, что все перынские находки, говорящие о могучей истории славянорусов, бесследно исчезли в спецхранах. Местный рыбак, этакий былинный Садко, рассказал мне легенду о Лытырь-камне. «Камень заклят, что у края мира лежит», по народной легенде, есть спаситель и охранитель Руси. Действительно, любые войска, нападавшие на Русь с севера, таинственным образом погибали. Например, в 1918 году под Архангельском бесследно исчез английский десант. Отряд в три сотни человек, с обозом. Не говоря уж о том, что всякое нашествие на Русь в первую же зиму получало страшный удар небывалого русского мороза. Так вот, этот рыбак утверждал, что до войны промышлял пушнину где-то под Архангельском. Однажды он заблудился в метели, но был чудесным образом спасен и перенесен кем-то в стойбище оленных людей. Он говорил, что видел нечто очень похожее на светящийся кристалл, видел в зимней тайге каких-то светловолосых людей в белых прозрачных одеждах. Хотя с большой долей вероятности я могу утверждать, что это был предсмертный сон замерзающего охотника.

– А кто же спас его?

– Сие загадка… На Перыни я вновь побывал несколько лет назад… Месторасположение древнего святилища разорено, грунт срезан бульдозером, сокровище славянского мира заросло сорной травой, превращено в неудобье, помойку.

– Кто же это сделал? Кто допустил?

– А это уже третий ключ к разгадке вашего следствия. Имя ему «неутихающая война».

Вадим Андреевич забеспокоился – похоже, старый профессор немного спятил от одиночества и заброшенности.

– На месте языческого жертвенника несколько столетий существует Перынский скит. Но отнюдь не борьба христианства с язычеством дала начало «неутихающей войне». Исток многих событий столь глубок и занесен, так сказать, песком времен, что вновь необходимо обратиться к истории атлантического периода, который мы не имеем права называть доисторическим. Чистый расовый тип борейца, северного человека, очень скоро оказался размыт и безнадежно испорчен смешением с существами низшего порядка – звероподобным населением экваториальной зоны. Вослед за чистотой крови арии утратили духовное и умственное главенство в Древнем мире. С этого момента арии – уже не нация, арии – это миссия в истории. Много тысячелетий арийские, точнее, гиперборейские жрецы были хранителями алтаря. Он пребывал в священном городе тогдашнего человечества Золотом Уре… Да-с, Семивратный Ур, град богов и героев, наследник Посейдонии, и семь его врат – это семь посвящений всех времен и народов.

– Мне думается, профессор, здесь какая-то шифровка… Может быть, Семивратный Ур – это черепная коробка человека: в ней тоже семь отверстий. А алтарь-Алатырь – мозг, я читал, что он тоже сродни кристаллу, – чем не камень Алатырь, прямой канал богообщения, оплот человечности и так далее?

– Великолепно, авантюрно, дерзко! – возликовал профессор, – Ну, стало быть, можно открыть вам и последний ключ. Имя ему «Север». Уста Севера запечатаны великой тайной…

Профессор умолк, склонив по-птичьи голову к плечу. За окном вечерело, но света не зажигали. В этот смутный час комната профессора выглядела печальной и заброшенной. Сияющие дали арийского материка, его грозные и величественные ландшафты свернулись до пропыленной сумеречной скорлупы стариковского жилища.

Вадим Андреевич заерзал в кресле: «Вот, мамонт примороженный, чуть не забыл!» Накануне он пробил по всем видам учета пропавших студентов и обрел неожиданный материал для следствия. Влад Вавилов оказался чист как стеклышко, а вот Реченко – завзятым дебоширом. В местном отделении на него было заведено профилактическое дело, за полгода три привода за драки и даже сопротивление, во время которого Реченко сорвал погон у сержанта, проводившего задержание. При этом громко декламировал бессмертное лермонтовское: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»

– Да… А скажите, Викентий Иванович, что за страсти-мордасти кипели в общежитии, где жил Юра? Драки, приводы… как-то не вяжется с его интеллигентным обликом.

– Страсти? Нет, милейший, там глобальный конфликт назревал, когда людям тесно не только в одной комнате, но и на одном земной шарике.

– И с кем шла война за обладание шариком? Имя, фамилия?

– Помнится, Юра его называл «лев с птичьей фамилией». Так что звали его, по-видимому, Лев…

– Простите, профессор, сейчас я тороплюсь, придется еще раз воспользоваться вашим гостеприимством.

– Всегда рад. После того как пропал мой последний и самый любимый ученик, мне и поговорить-то не с кем. Вот я и напал на вас без объявления войны.

Первый свободный вечер Вадим потратил на обыск собственной комнаты: опытной рукой рылся в шкафу, шуровал лыжной палкой на запущенных антресолях, перебирал чемоданы, но заветная вещица точно в воду канула. Как бывший житель таежного края, Вадим Андреевич знал, что для поимки матерого зверя иногда достаточно добыть надежную, слегка протухшую приманку. Для Каштеляна такой приманкой могло стать оружие, которое он, по непроверенным данным, давно коллекционировал. Наконец откуда-то вывалился пыльный сверток, по-деревенски увязанный пестрыми тесемками. Вадим разорвал путы и высвободил давний гостинец. В коробку были уложены великолепный промысловый нож, ремень и легкий сверток из рогожи. Из свертка сыпались пожелтевшие иглы, обугленные временем веточки, пересохшая смола. Слабый запах соснового бора и можжевеловый дурман растеклись по комнате. Вадим грустно перебирал памятные предметы.