Хилари Мантел - Чернее черного

— Настоящее серебро, я продаю их, — тут же отозвалась Кара. — Прислать тебе такой? Пересылка и упаковка — бесплатно.

— А что он умеет?

— Черта с два, — отрезала Сильвана. — Какое там, на хрен, серебро. Я купила у нее один. Он оставляет грязный пунктир на шее, как будто кто-то карандашом наметил, чтобы башку тебе отрезать.

— Странно, что это заметно, — вклинилась Колетт. — На твоем-то шикарном загаре.

Сильвана вставила ключ в замочную скважину. Сердце сжалось в груди Элисон.

— Ты набралась храбрости, дорогая, — тихо сказала Мэнди. — Умница.

Она сжала руку Эл. Везучие опалы впились в кожу, Эл вздрогнула.

— Извини, — прошептала Мэнди.

— Ах, Мэнд, если б я могла рассказать тебе хоть половину. — Вот бы у меня был амулет, подумала она, вот бы у меня было заклинание от взбаламученного эфира.

Они вошли. В доме пахло сыростью.

— Иисусе, — воскликнула Сильвана, — куда подевалась вся мебель?

Элисон огляделась.

— Денег на молоко нет. И часов тоже.

В передней комнате не осталось ничего, кроме квадрата куцего узорчатого ковра и безнадежно продавленного кресла. Сильвана дернула дверцу шкафчика рядом с камином: пусто, только мощно пахнуло плесенью. На кухне — где они ожидали найти крошки последнего чаепития миссис Этчеллс — не было ничего, кроме грязного чайника в раковине. Элисон подняла крышку: одинокий пакетик чая плавал в коричневых глубинах.

— По-моему, все ясно, — сказала Джемма. — Полагаю, если мы проверим окна, выходящие на задний двор, то найдем следы взлома. — Ее голос затихал в коридоре.

— Она была замужем за полицейским, — объяснила Кара.

— Правда?

— Но ты же знаешь, чем это кончается. Она втянулась в его работу. Она пыталась помочь. Это ведь неизбежно. Но ее слишком часто душили. Она пережила Йоркширского Потрошителя, [52] Йоркширский Потрошитель — серийный маньяк Питер Сатклифф (р. 1946), приговоренный к пожизненному заключению за убийство тринадцати женщин в 1975–1980 гг. ее навещали самые мерзопакостные духи, и она докладывала о них начальству мужа. Представляешь, каково ей приходилось. Она поставила ему ультиматум: либо уходи из угрозыска, либо между нами все кончено.

— Видимо, он не ушел, — сказала Колетт.

— И между ними все было кончено, — благоговейно произнесла Эл.

— Она бросила его, переехала на юг и ни разу не оглянулась.

— Получается, она старше, чем говорит, если была замужем во времена Йоркширского Потрошителя.

— Мы все старше, чем говорим. — Джемма вернулась. — А некоторые даже старше, чем мы думаем. Окна нетронуты. Наверное, сверху забрались. Черный ход на замке.

— Тупо забираться сверху, если хочешь упереть мебель, — заметила Колетт.

— Что ни говори, а Колетт логично рассуждает, — сказала Элисон. Она крикнула: — Цыган Пит, это твоя работа? — Понизила голос: — Это член банды, которая ошивалась здесь, миссис Этчеллс знала их всех. Он из тех, кого зовут помоечниками, собирает старую мебель, горшки и сковородки и все в таком роде.

— И он — призрак, верно? — спросила Джемма. Она засмеялась. — Что ж, это все объясняет. Однако я в жизни не видела такой крупномасштабной телепортации чужого добра, а вы?

— Позор, — сказала Эл. — А все от банальной жадности. На земле полно людей, которым бы пригодились ее вещи. Например, терки для мускатного ореха. Фигурные пивные кружки. Декоративные подушечки для булавок, причем все булавки до сих пор на месте. У нее был журнальный столик с битловскими картинками под стеклом, напечатанными на обоях, — фамильная ценность. Фирменные лоточки для духовки из пирекса [53] Пирекс — торговое название термостойкого боросиликатного стекла. с морковками и луковицами по бокам. У нее была испанка в юбке с оборками, миссис Э. сажала ее на запасной рулон туалетной бумаги. Я бегала к ней, когда хотела в туалет, потому что в нашем постоянно дрочил какой-нибудь хрен. Хотя одному богу известно, зачем они дрочили, ведь моя ма и ее подруга Глория всегда были готовы протянуть им руку помощи.

Мэнди обняла ее за плечи.

— Ш-ш, милая. Тебе непросто. Но нам всем пришлось нелегко.

Элисон утерла слезы. Цыган Пол рыдал в голом углу комнаты.

— Это я подарил ей ту испанку, — сказал он. — Выиграл в тире, в саутпортском парке развлечений. Меня подбросили от Ормскерка и по Восточной Ланкаширской дороге, а потом случилась беда, меня подобрал парень на грузовике по имени Айткенсайд, и с тех пор наши с тобой семьи, увы, неразлучны.

— Прости, Цыган Пол, — сказала Элисон. — Мне искренне жаль.

— Я вез ее по всей стране, завернув в тряпку, а Айткенсайд спрашивал, чего это у тебя между ног, изрыгал отвратительные двусмысленности и в конце концов попытался ее схватить. И я отдернул ее, свою куклу, я поднял ее над головой, чтобы Айткенсайд не достал, я не хотел, чтобы куклу сгубили, ведь я уже начал подозревать, что он за тип, все эти крутые мужики одинаковы.

— О да, — согласилась Элисон.

— Все, на что они способны, эти крутые мужики, так это порыться в узких штанах парнишки и отнять у него деньги. И все же оно того стоило. Ты бы видела улыбку Айрин, когда я вручил ей подарок. О, Пол, вскричала она, неужели эта кукла теперь моя? Я так и не рассказал ей о злоключениях, которые мне пришлось пережить. И правильно, да? Она же леди. Я не говорю, что ты не леди, но миссис Этчеллс не поняла бы подобных вещей. А сейчас это вроде как принято. Они только этим и заняты. Гоняются за наслаждениями. Они завели себе приставки, чтобы трахать себя самих, и шлюхи больше не у дел.

— Цыган Пол! — возмутилась Элисон. — Потише! Не ругайся. Что за грязный язык!

— Они выстроились в очередь за вторыми языками, — сказал Пол, — Я видел их. Я еще очень мягко выражаюсь, поверь мне. Грядут годы отвратительной брани. Ни одной чистой фразы не останется.

— Я не верю, — сказала Элисон. Она заплакала. — Все равно, Пол, как бы я хотела, чтобы у меня был такой духовный проводник, как ты. Моррис ни разу ничего мне не подарил. Даже букета цветов.

— Ты должна выставить его юн, — посоветовал Пол. — Выставить его вон, как выставила его миссис Этчеллс. Вскоре после того, как увидела мою испанскую куклу, она схватила его, подняла — в те дни она была сильной, а ты же знаешь, какой он коротышка, — вынесла на дорогу и бросила в мусорный бак. А затем вернулась домой и нажарила блинчиков. Я тогда ужасно любил блинчики с сиропом, но пришлось отказаться, надо следить за талией, а кому не надо? Я как раз искал крышу над головой, и она предложила мне свой дом, не задавая дурацких вопросов и не получая лживых ответов, с ней легко было ужиться, с нашей миссис Этчеллс. Мы подходили друг другу, можно сказать и так. Пустяковая операция, цепь любви, радости материнства, она никогда не меняла пластинку, да и зачем? Потихоньку я и сам преуспел. У нее была куча благодарностей, написанных от руки, некоторые даже настоящими перьевыми ручками — от титулованных особ. Эти бумаги хранились вон там, в буфете.