Максим Перфильев - Жажда Смерти

Наступила еще одна пауза.

— Я верю в своего Бога. — произнес пресвитер.

— Да! Но на этом твоя вера заканчивается. — усмехнулся демон. Он резко метнулся к Малочевскому и завис перед его лицом. — Не связывайся со мной, священник. Ты не в силах одолеть меня. Просто стой здесь и смотри, как я буду выполнять свою работу, и тогда, возможно, ты выберешься из этого леса живым.

Викториус чувствовал, как у него подкашиваются колени. Он еле держался на ногах. Он задыхался. Он слабел. Ему трудно было представить, как в таком состоянии, он сможет бороться с ангелом тьмы.

— Ты не смеешь. — прошипел он.

— Я смею! — взревел дух. — У меня есть разрешение. Я делаю то, что мне разрешили делать. Я имею право забрать эти души, а ты пытаешься у меня это право отнять. Ты стоишь на моей земле! Это моя территория! Это мое владение! И это мое право! А ты агрессор. Ты хочешь отнять у меня то, что принадлежит мне. Не забывай: я ничего не могу сделать, пока на это нет разрешения твоего Бога! — демон понизил голос и почти шепотом произнес. — Так что в твоей войне нет никакого смысла, священник. И ты знаешь, что я не лгу.

Дух рванулся к капитану Валиндуку и завис над ним в воздухе. Он собирался забрать его душу.

Викториус вновь ощутил, как у него подогнулись колени. Он боялся. Его трясло. Физически он чувствовал себя далеко не лучшим образом. Он должен был помешать ангелу тьмы. Он должен был сделать этот шаг. Он должен был совершить этот рывок. Но он не мог. Он не верил, что сможет одолеть этого демона. Он не верил, что способен что-то изменить. И не понимал зачем — ведь уже все решено. Когда-то он уже совершал в своей жизни нечто подобное. И он знал и помнил цену, которую нужно платить. Иногда опыт является тем превосходнейшим оружием, с единственной помощью которого возможно одержать победу, а иногда опыт является тем фактором, который полностью разрушает веру в успех, съедает остатки сил и делает невозможным повторить то, что когда-то однажды было достигнуто — или вновь одержать победу, переломавшись через отчаяние поражений. Страх — иногда с опытом он лишь только усиливается.

Демон сделал заход в сторону и, развернувшись, с невероятной скоростью смел за собой капитана Валиндука. Он унес его куда-то в глубь леса.

Наступила тишина.

Через несколько мгновений безжизненное тело военного офицера свалилось от куда-то сверху на землю. Так, как будто его выбросили — небрежно и без особых эмоций, как нечто ненужное больше.

Бариус подбежал к нему. Он еще надеялся увидеть своего капитана живым.

Викториус от слабости упал на колени. Больше не было смысла пытаться удержаться на ногах. Все было закончено.

— Тва-а-арь! — прокричал Клавор, окончательно убедившись в смерти военного офицера. Казалось, его крик был с наслаждением поглощен деревьями, жаждущими чужой боли и питавшимися ей. — Сволочь! Будь ты проклят!

Молодой спецназовец был в отчаянии. Он успел сильно привязаться к своему капитану. По большому счету, он был той единственной личностью, которая хоть в чем-то его понимала — личностью, которая хоть в чем-то была близка ему.

Крос Валиндук — человек, который участвовал в своей жизни во множестве войн, и ни одна из этих войн так и не стала никогда его собственной — он умер. Казалось, вместе с ним умерли и последние надежды на то, что хоть кто-то выберется из этого леса живым, надежды на то, что хоть кто-то для этого попытается что-либо предпринять.

32.

Они сидели вокруг небольшого костра и наблюдали за маленькими играющимися языками пламени — теперь уже оставшись втроем. Каждый из них чувствовал боль. Каждый из них был голоден и испытывал жажду. У каждого кружилась голова, и тело и разум нуждались в отдыхе. Каждый из них ужасался от собственного отчаяния и страха, съедавших последние остатки сил — ужасался, потому что совсем недавно эти чувства казались ими навсегда забытыми, чем-то оставшимся в прошлом, чем-то, что являлось уже пройденным этапом, так как было бессмысленным испытывать это в свете осознания скорого наступления смерти — смерти, как избавления. Некогда эти чувства сменились безразличием, но теперь они снова вернулись и заняли свои законные места. И они были так нежеланны в каждом из этих трех миров.

— Почему нам не дали спокойно умереть? — произнес Бариус. — Нас испытывают. Смотрят, долго ли мы еще сможем продержаться. Им интересно, как мы будем себя вести. Им интересно, кто из нас троих первым сойдет с ума. У кого не выдержит психика. Кажется, я понял, что это за организация. Это правительство. И на нас просто ставят научные опыты. Исследование психики человека в экстремальных условиях. В условиях необычных, не поддающихся разумному объяснению. — Клавор зло улыбнулся, но эта улыбка больше напоминала оскал. — Они наблюдают за тем, как мы будем рассуждать и как попытаемся выбраться из этой ситуации — и сможем ли мы обыграть их, разгадать их замысел. — закончил он.

— Возможно. — тихо произнес Лиус. — Ты сам-то в это веришь?

— Я не знаю, во что верить. Это просто моя гипотеза. — ответил спецназовец. — Чертово правительство. Чертовы ученые. Ну а ты, священник, — он обратился к Малочевскому, — кто ты на самом деле? Ты отличаешься от всех остальных. Может, ты просто иллюзия — программа, которую нам поставили, чтобы запутать наш разум. Может тебя на самом деле, вообще, нет? А может, ты и есть, но ты не с нами? Может, ты засланный, может ты один из них? Ведь тебя демон не тронул. Ты ученый, участвующий в этом проекте.

Викториус поднял голову и, улыбнувшись, взглянул на Клавора.

— Я рад, что ты не теряешь способности свободно мыслить. — произнес он. — Наверное, ты также способен к рефлексии. Это хорошо.

Бариус вгляделся в глаза Малочевскому.

— Так кто же ты, священник? — спросил он.

— Я тот, кто я есть.

— Докажи.

— И не подумаю даже. Я не обязан никому ничего доказывать. Если ты мне не веришь — это твои проблемы.

— Сейчас проверим. — произнес спецназовец и, достав из кобуры пистолет, наставил его на пресвитера. — Может, теперь это уже не только мои проблемы.

— Хочешь меня убить? — улыбнулся Викториус.

— Хочу посмотреть, какого цвета у тебя кровь и какова она на вкус.

— Я должен тебя испугаться?

— Итак, ты утверждаешь, что ты священник. — спросил Клавор, игнорируя последнюю реплику Малочевского.

— Вообще-то, я ничего не утверждаю, но, учитывая твои невероятные способности к анализу окружающего мира, скажу, что: да, я просто священник.

Спецназовец внимательно всмотрелся в глаза пресвитера. В них не было ничего, кроме безразличия. Однако, все же где-то глубоко пряталось чувство волнения, некое напряжение — слегка заметное, не сильное — но оно было. Все-таки наставленное в голову дуло пистолета производило у Викториуса определенные эмоции, даже, несмотря на то состояние, в котором он находился.