Юрий Нестеренко - Черная Топь

— А если он вернется пешком? Это даже скорее всего.

— Попытайся как-нибудь его задержать. Задействуй Лиду, а сам предупреди меня. Импровизируй.

— Если Лыткарев нас с ней застукает — и импровизировать не придется, — мрачно заметил Алекс. — Шум будет покруче, чем от мотоцикла.

— Ну устройте ваше романтическое свидание где-нибудь в саду, где вы заметите его раньше, чем он вас. Короче, Алекс, я на тебя надеюсь.

— Легко сказать, — пробурчал хичхайкер, но больше, видимо, для порядка.

— Если Лида спросит — скажи, что у меня разболелась голова, и я отлеживаюсь, — дал последнюю инструкцию Сергей.

— Плавали — знаем, — отмахнулся Алекс, приглаживая волосы рукой. — Я как, нормально выгляжу?

— Для автостопщика ты просто красавец, — заверил его Коржухин, укладываясь на кровать и возлагая ноги в туфлях на железную спинку.

Хичхайкер вышел. Прошло всего лишь минуты три, прежде чем его переговоры увенчались успехом — за дверью скрипнули половицы, и Сергей услышал тихий голос дочери Лыткарева, что-то отвечавшей хичхайкеру. Затем стукнула входная дверь — Алекс, кажется, хлопнул ею нарочито громко. Сергей подождал еще пару минут, на случай, если девушка передумает, а затем встал, прихватил на всякий случай фонарь и, машинально стараясь двигаться беззвучно, вышел в сени.

Первым делом он направился в комнату Лыткарева. Обе тумбы стола оказались заперты; Сергей, впрочем, и не рассчитывал на обратное. Он подошел к книжному шкафу. Русская классика, Горький, Маяковский, Шекспир, Бальзак, Дикенс… довольно большое собрание Жюля Верна… отдельная полка с математическими справочниками… плотные ряды томов Большой Советской Энциклопедии… в общем, ничего необычного, если не считать отсутствия хотя бы одного современного глянцевого переплета и более-менее современных имен авторов. Коржухин вынул наугад несколько книг. 1939, 1948, 1954, 1951, 1957, 1940… Самая новая из попавшихся ему книг была издана в 1965 году.

Нельзя сказать, чтобы это открытие стало для Сергея неожиданным. Он еще раз окинул придирчивым взглядом корешки книг. Возможно ли, что какая-то из них скрывает внутри совсем не то, что написано на обложке? Воображение рисовало самые разные вещи — от вложенного в книгу тонкого листка, исписанного убористыми строчками, до прорезанного в страницах углубления под пистолет. Но, чтобы проверить это, надо было вынуть и перетряхнуть каждую книгу — а на это у него, скорее всего, не было времени.

Платяной шкаф тем более не преподнес сюрпризов: вверху — одежда на вешалках, внизу — постельное белье. Сергей подошел к кровати Лыткарева, приподнял покрывало, заглянул под матрас. Ничего. Он еще раз окинул взглядом комнату. В потолке был люк на чердак. Вот бы где интересно побывать, но где лестница, неизвестно, да и быстро убрать ее в случае опасности не получится. Коржухин разочаровано хмыкнул и направился к двери.

В большой комнате осматривать было явно нечего, за исключением люка в полу. Значит, погреб здесь все-таки был. Сергей подумал, услышит ли он сигнал опасности, если спустится, но, взглянув на часы, решил рискнуть.

Из темноты открытого люка пахнуло влажной прохладой. Прежде чем спускатья, Коржухин пошарил в темноте лучом фонаря. Свет пробежался по деревянным полкам, отразился от банок с солениями. Сергей полез вниз. Изнутри погреб тоже выглядел вполне обыденно. Картошка, морковка, соленые огурцы. Ни трупов, подвешенных на крюках для туш, ни покрытых слизью когтистых рук, высовывающихся из кадок. И все же здесь Сергей чувствовал себя особенно неуютно. Словно… словно в разрытой могиле. «Какая чушь!» — сердито сказал он себе и полез наверх.

Следующей на очереди была кухня. Сергей обвел взглядом уже знакомый антураж, и взгляд его снова задержался на холодильнике. В прошлый раз мысль о том, что там может быть что-то странное , была изгнана с позором, но сейчас она вернулась и потребовала свои права с решительностью, удивившей самого Коржухина. Он взялся за ручку дверцы. Сердце бешено стучало. Он чувствовал себя, словно жена Синей Бороды, стоящая перед заветной дверью и нервно тискающая в руках маленький ключик, который минуту спустя сделает ее проступок необратимым. Когда Сергей, наконец, потянул ручу на себя, он уже почти не сомневался, что внутри окажется в лучшем случае дохлая кошка, а в худшем — отрезанная человеческая голова.

В холодильнике с мягким щелчком зажегся свет, озарив почти пустое белое нутро. Лишь на второй полке стояла початая банка томатного сока. В морозилке Сергей обнаружил большой завернутый в бумагу кусок масла.

— Идиотизм, — сказал Коржухин вслух. — Я — трезвомыслящий человек. Что еще за фантазии в духе тупых ужастиков?!

Он прошел мимо плиты, заглянув на всяких случай в духовку, и подошел к стенным шкафчикам. В одном, как и следовало ожидать, была посуда, в другом — водка. «А действительно ли это водка? — усомнился вдруг Сергей. — Я знаю лишь, что это прозрачная жидкость, разлитая в водочные бутылки.» Однако стоявшая с левого краю початая бутылка — очевидно, уже новая, а не та, что в прошлый раз — развеяла его сомнения: достаточно было лишь снять крышку и приблизить нос к горлышку, чтобы почуять густой алкогольный дух.

Повернувшись направо, Сергей обнаружил дверь, которую не видел раньше. Она вела в узкую кладовку, расположенную между кухней и комнатой Лиды по другую сторону от соединявшего их коридора. Внутри, как и положено, оказалась всякая всячина: колченогий табурет, стул с треснувшей спинкой, прислоненный к стене старый ржавый велосипед, стоящие носами врозь болотные сапоги, старинная ножная швейная машина, похоже, сломанная, сваленная в кучу старая одежда, пара поставленных в угол удочек, ящик со столярным инструментом, большой бумажный змей и бог весть какой еще хлам. Все это основательно заросло пылью и паутиной. Сергей несколько раз громко чихнул. «Дурацкая планировка, — подумал он. — Куда логичней было прорезать дверь из коридора, а не из кухни. Представляю, как они затаскивали сюда велосипед.» Некоторое время он пытался откопать что-нибудь любопытное во всем этом барахле, опрокинул банку с краской, к счастью, давно засохшей, уронил на себя тяжелый лист многослойной фанеры, порвал рукав рубашки торчавшим откуда-то ржавым гвоздем и, в конце концов, чертыхаясь и отряхиваясь, выбрался из кладовки. Оставалось последнее помещение — комната Лиды. Коржухин прислушался, все ли спокойно снаружи, а потом потянул на себя дверную ручку. Дверь издала уже знакомый ему негромкий скрип.

Как и ожидал подсознательно Сергей, комната девушки выглядела уютней, чем апартаменты ее отца. Помещение Лыткарева казалось каким-то нежилым: слишком много пустого пространства, голый стол, голые стены, строгие ряды академических изданий в шкафу. Жилище Лиды было меньше, и уже одно это создавало совсем иное ощущение — не пространства, а убранства, хотя меблировка не отличалась особым богатством: у левой стены — узкая металлическая кровать с неполированной тумбочкой в изголовье, у правой — ближе к окну небольшой стол с прибитыми над ним двумя книжными полками, а ближе к двери — трехдверный платяной шкаф, плюс один стул, придвинутый к столу, а другой — у стены рядом с тумбочкой; вот, собственно, и все. Однако на стене между полками и шкафом задорно тикали ходики, чей циферблат изображал забавную усатую физиономию, с каждым тик-таком поводившую глазами влево-вправо, стол был накрыт цветастой клеенкой, на которой стояли какие-то вырезанные из дерева безделушки и лежала раскрытая книга, на тумбочке, покрытой вышитой салфеткой, стояла фотография в украшенной резьбой деревянной рамке. Сергей взял фотографию в руки. Черно-белый снимок изображал счастливую семью — мужа, жену и между ними девочку лет тринадцати в венке из одуванчиков, которая весело хохотала, обнимая за плечи родителей, улыбавшихся дочке и друг другу. Не требовалось проницательности Шерлока Холмса, чтобы понять, кого изображает фото. Судя по возрасту Лиды, снимок был сделан лет пять назад; Лыткарев, однако, выглядел на нем моложе лет на пятнадцать. Как видно, смерть жены сильно подкосила его.