Вольфганг Хольбайн - Цикл Дегона. Книга 1. Бог-амфибия

Тип холодно улыбнулся.

— Лучше спросите своего дружка, Крейвен.

Смерив его холодным взглядом, я покрепче сжал шпагу и повернулся к Баннерманну:

— О чем это он, капитан?

Баннерманн нервно сглотнул. Он побледнел, а его руки, сжатые в кулаки, задрожали.

— Он прав, Крейвен, — пробормотал он. — Уходите, пока есть возможность. Вы им действительно не нужны. И вообще, мне не следовало сюда приходить.

— Но ты же пришел сюда, Баннерманн, — прорычал коротышка, — хотя мы тебя предупреждали. Что ж, теперь поздно сожалеть об этом.

— Что вам от него нужно? — с ударением на каждом слоге спросил я.

Толпа попыталась подобраться еще ближе, но коротышка резким движением остановил парней.

— Я бы не сказал, что нам от него что-то нужно, Крейвен. Если выражаться точнее, то нам нужен он сам. — Его лицо исказилось от гнева. — Этот человек был капитаном корабля, Крейвен. Корабля, на котором плавали наши друзья, братья и отцы. А он оставил их в беде. Он бежал, как трус, и позволил всей своей команде утонуть, вместо того чтобы вести себя по-мужски и…

— И утонуть вместе со своим кораблем? — перебил я коротышку. — Не глупите, дружище. Мы живем в девятнадцатом веке, а не в средневековье.

Коротышка в ярости отмахнулся от моих слов.

— Этого от него и не требовалось! — рявкнул он. — Никто не застрахован от ошибок, а капитан тем более. Но этот тип уже успел потерять корабль. Любой порядочный человек сделал бы выводы и больше никогда не брался бы командовать кораблем. А он поступил по-своему и в результате отправил на тот свет еще одну команду.

— Но это же чушь! — возмутился я. — Капитана Баннерманна оправдали при соответствующем рассмотрении дела…

— Морской суд! — презрительно воскликнул коротышка. — Ваш проклятый морской суд не интересует меня. Всем известно, что там все решают деньги: у кого их больше, тот и прав. — Он сплюнул на землю. — У нас, моряков, свои законы, Крейвен. Да, капитан может ошибаться. Но он обязан отвечать за свои ошибки. И он не должен быть трусом.

— Баннерманн не виноват, — настаивал я.

Постепенно эта ситуация стала казаться мне все более абсурдной. Я находился в самом криминальном квартале Абердина, стоя в окружении двенадцати противников, и со шпагой в руке обсуждал с ними дело капитана, как будто мы находились в зале суда!

Похоже, моему противнику в голову пришли те же мысли, так как он, не обращая внимания на мою шпагу, сделал еще один шаг навстречу мне. Упрямо вздернув подбородок, он снова указал на Баннерманна.

— Мы заберем его, Крейвен, — тоном, не терпящим возражений, заявил коротышка. — И устроим ему собственный морской суд.

— Я так не думаю, — спокойно произнес я и посмотрел парню прямо в глаза.

Коротышка вздохнул, открыл рот, собираясь что-то ответить, — и замер на полуслове.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы унять волнение и достичь необходимой концентрации. Но сейчас я чувствовал, как его воля, сломленная в одно мгновение, перестала сопротивляться моей. Конечно, он пытался бороться, но это была беззвучная, совершенно неприметная со стороны борьба, и уже через две секунды упрямство в глазах коротышки погасло.

— Вы не причините вреда капитану Баннерманну, — сказал я, а затем, повысив голос, отчетливо произнес: — Это касается и вас, друзья мои. Никто из вас не причинит вреда Баннерманну. Сейчас мы с Баннерманном уйдем, а вы не будете мешать, пытаясь остановить нас какими бы то ни было способами. Вы поняли меня?

Коротышка, глядя на меня расширившимися глазами, громко сглотнул и медленно, с явным трудом, кивнул. Это было не его движение.

— Вы забудете обо всем, что здесь произошло, — продолжил я. — Вы никогда не видели ни меня, ни Баннерманна. Вы не знаете даже наших имен. Вам понятно?

Коротышка опять кивнул, и я почувствовал, насколько тяжело дается ему это движение.

Что-то было не так. Для меня никогда не было простой задачей заставить другого человека покориться моей воле, не говоря уже о подобной ситуации, когда мне приходилось навязывать свою волю дюжине противников. И все-таки мои теперешние ощущения сильно отличались от тех, которые я испытывал, используя дар, переданный мне отцом против моего желания. Я говорил очень медленно, растягивая слова, и чувствовал, как мои руки становятся влажными от напряжения. Я чувствовал нарастающее давление в области лба и видел, как лица мордоворотов словно заволакивает туманом. Я не узнавал собственного голоса, и мне казалось, что я нахожусь в какой-то пещере, а не под открытым небом.

Услышав глухой гул, я лишь через какое-то время понял, что это шумит моя собственная кровь.

Я удвоил усилия, чувствуя, как растет невидимое сопротивление — и внезапно оно исчезло. Кто бы или что бы ни сопротивлялось моему гипнотическому воздействию, оно сдалось.

По крайней мере, в то мгновение я подумал именно так.

И тут на мою голову обрушилось небо.

Во второй раз Дженнифер приходила в себя намного болезненнее, чем в первый. Может, ей было хуже из-за того, что она понимала: кошмар еще не закончился. Как и в первый раз, она ощутила прикосновение воды к телу, холод и невесомость. Но кое-что было иначе. Теперь эти ощущения показались ей приятными.

Вскоре Дженнифер поняла, в чем заключалась разница между этим и предыдущим разом. Когда она очнулась в темной пещере, все, что происходило с ней и ее телом, казалось ей чуждым и пугающим. Теперь же ощущения стали более привычными — как прикосновение воздуха к коже, как дыхание или чувство, которое возникает, когда ложишься на свежескошенную траву.

Дженнифер осторожно открыла глаза. На этот раз было не так темно, как раньше, и все же девушка с трудом разглядела место, в котором она находилась. Здесь был свет, правда, совсем иной, не тот, к которому привыкли люди: он казался мягче, чем свет солнца, и исходил не из какого-то одного источника, а был разлит повсюду, словно вокруг нее светился сам воздух — нет, вода! Девушка прищурилась и, следуя ставшей теперь бессмысленной привычке, провела тыльной стороной ладони по глазам. Выпрямившись, она утратила равновесие и начала подниматься вверх, инстинктивно пытаясь ухватиться за что-нибудь руками. Своими движениями она лишь усилила сопротивление воды и в результате ударилась сначала о потолок, а затем о стены, и только спустя какое-то время медленно опустилась на дно.

Послышался чей-то тихий странный смех. Дженнифер вздрогнула и опять потеряла равновесие. В последний момент ей удалось ухватиться за камень.

Смех послышался вновь, и на этот раз ей удалось определить, откуда он исходит. Осторожно повернув голову в ту сторону, девушка всмотрелась в светящуюся воду.

Только сейчас она увидела, куда ее занесло. Это была, как и раньше, пещера, однако она показалась Дженнифер намного больше той, первой. Полукруглый, как в готическом соборе, потолок находился на высоте пяти ярдов, а две из четырех стен были настолько далеки друг от друга, что их едва можно было разглядеть в зеленой бесконечности воды. Дно пещеры было выложено зелеными и серыми грубыми камнями. На некотором расстоянии от девушки виднелось нечто. Она не могла понять, что это такое, но чувствовала: перед ней не порождение природы, а создание чьих-то рук.