Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти

Бернард послушно повернул выключатель. Ветровое стекло тут же покрылось патиной дождя. Мотор «морриса» продолжал тихо урчать.

Человек со шрамом направился к припаркованному у тротуара громоздкому черному автомобилю. Вот он открыл дверь и нырнул в салон.

— Если он развернется, может нас заметить, — сказал Бернард.

— Тш-ш-ш, может, и не заметит. Похоже, он спешит.

Взревел мотор, черная машина выехала на проезжую часть, направляясь в их сторону. И Бернард, и Харпер, словно по команде, затаили дыхание. Они сидели абсолютно неподвижно.

Черная машина, быстро набирая скорость, промчалась мимо и исчезла за поворотом.

Харпер распахнула дверцу и устремилась к дому.

— Я поеду за ним! — крикнул Бернард, уже выруливая на мостовую.

Харпер успела просеменить еще несколько шагов, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Остановившись как вкопанная, она обернулась, таращась в темноту выпученными от ужаса глазами.

— Нет-нет!

Но было уже слишком поздно. «Моррис» пронесся мимо; зажженные фары выхватили из мрака ее застывшую фигуру с вытянутой вперед рукой и открытым ртом.

Бернард либо не заметил ее, либо предпочел не обращать внимания. Он устремился в погоню за черным автомобилем. Мгновение спустя на площади вновь воцарилась тишина: только дождь шуршал по асфальту и издалека доносились приглушенные звуки большого города.

Харпер безвольно уронила руку. С тяжелым сердцем смотрела она туда, где в последний раз видела машину Бернарда.

Неожиданно ночной воздух сотряс истошный, прерывистый крик.

Вздрогнув от испуга. Харпер подняла глаза и увидела, как от крыши злополучного углового дома отделилась и ухнула вниз огромная черная тень. Ворон, чьи крылья, казалось, заслонили весь свет, пронесся у нее над головой и взмыл ввысь. По ночному небосводу словно разлилось гигантское чернильное пятно. Затем ворон скрылся где-то за деревьями. До ее слуха донесся еще один крик, и все стихло.

Харпер с шумом выдохнула и схватилась ладонью за грудь. Бешено ухало сердце. Она посмотрела на темное пятно двери, перевела взгляд на угол, за которым исчезли обе машины. В чем, в чем, а в дурных знамениях Харпер разбиралась отлично и теперь остро чувствовала недоброе.

Ссутулившись, она устало зашагала к дому.

Звонить она не стала. Просто толкнула дверь. То, что дверь открылась сама, ее не удивило — только еще больше насторожило.

Харпер прошла в коридор. Было темно, но где-то в глубине дома теплился свет. И в этом неверном свете она различала разбросанные под ногами предметы: опрокинутая подставка для зонтиков: пустой каркас небольшого комодика, раскиданные повсюду зонты, ящики, газеты. Крадучись, она прошла в гостиную.

Свет стал ярче: он лился в комнату через открытую дверь. Здесь также повсюду были следы разрушений: перевернутая тахта, валяющийся на боку торшер, на ковре разбросаны книги. Сам ковер изрезан в клочья. Словом, в доме учинили настоящий погром.

Неровно дыша, Харпер поковыляла дальше, тростью прокладывая себе путь среди книжных завалов. Она подошла к дверному проему, из которого лился свет, и увидела огромную кухню.

На кафельном полу в лиловом отсвете флюоресцентной лампы сверкнул кухонный нож. Рядом поблескивала небольшая лужа. Харпер подошла поближе и наклонилась, с трудом сгибая колени. Понюхала и сморщилась. Моча. Бремя дурных предчувствий стало невыносимым. «Бедняга Джарвис, — подумала она. — Должно быть, до смерти испугался, когда явились по его душу. Видимо, на то имелись причины».

Харпер вернулась в коридор и подошла к узкой лестнице. Тяжелым взглядом смерила ступени, терявшиеся в кромешной тьме.

И начала подниматься.

Она поднималась очень медленно, предварительно — прежде чем сделать очередной шаг — ощупывая каждую доску тростью. Казалось, она видит себя на экране кино. Такой вот фильм мог бы снять Ричард Шторм. Пустой дом, в котором за каждым углом притаилась опасность. Старуха, карабкающаяся вверх по лестнице навстречу неведомому. «Вот идиотка, — думала бы она, сидя в первом ряду и жуя попкорн. — И куда ты полезла? Немедленно уноси ноги и звони в полицию».

Впрочем, она и теперь думала точно так же.

Шаг за шагом, почти вслепую, Харпер достигла лестничной клетки. Остановилась, чтобы перевести дыхание и осмотреться. Справа все было окутано черной непроницаемой мглой. Зато где-то слева брезжил неровный оранжевый свет. Горела свеча. Сжав свою волю в кулак, Харпер устремилась на свет.

Едва не поскользнувшись на ковровой дорожке, она тяжело оперлась рукой о стену. Мозг сверлила единственная мысль: вот-вот, сейчас, на нее набросятся «цепные псы» Яго.

Но на нее никто не набрасывался. И вскоре Харпер достигла дверного проема, из которого лился дрожащий оранжевый свет.

Свеча стояла на полу в изножье кровати. Единственная черная свеча — она уже догорала. Оранжевый огонек отражался в стеклянных глазницах козлиной головы. Голова лежала на полу на черном полотнище, по которому серебряным шелком была вышита пентаграмма.

В центре пентаграммы стояла коробка с открытой крышкой. Харпер пришлось подойти поближе, чтобы разглядеть ее содержимое.

Увидев то, что лежало внутри, Харпер задрожала от страха.

Фотография. Черно-белый снимок женщины с ребенком на руках. Она не помнила, видела ли она эту же фотографию, но лицо женщины было ей знакомо. Она помнила мольбу и смятение в ее глазах, помнила дрожащую, жалобную улыбку. Помнила ее красоту, хотя каждый день с грустью наблюдала в зеркале процесс увядания, такой быстрый, что могло показаться, будто все свершилось за сутки.

На фотографии черными чернилами был начертан знак. Что-то вроде заключенной в подкову восьмерки.

Знак Яго.

Харпер затрясло. Но теперь уже не от страха, а от ярости. Она проклинала себя. Он оказался умнее. Умнее, сообразительнее и коварнее. Она хотела завладеть «Богородицей», чтобы устроить ему западню. Но он опередил ее. И устроил западню ей.

Нет, не ей. Он устроил западню Бернарду.

И Бернард кинулся в эту западню сломя голову.

Как это часто случается в Англии, дождь неожиданно прекратился. Тучи поплыли прочь. Небо прояснилось.

Черная машина — «мерседес», как определил Бернард, — плавно неслась по влажной от дождя мостовой. Человек со шрамом держался окольных путей, иногда проезжая дворами, иногда используя сложные, многоуровневые развязки, чтобы избежать улиц с интенсивным или односторонним движением. Черный «мерседес» скользил точно угорь. Однако Бернард заметил, что он все время продвигается на юг и что это получается у него быстрее, чем если бы он предпочел прямую дорогу по главным улицам.

«Таксистский маршрут», — заключил Бернард. Человек со шрамом прекрасно знал город.