Джордж Байрон - Вампир. Английская готика. XIX век

— Я поухаживаю за вами. Сегодня я ваша служанка. У меня свои понятия: если вы откажетесь потакать любым моим прихотям, я решу, что мой милый меня так и не простил.

Она наполнила мою чашку и протянула ее, нежно обняв за плечи правой рукой и ласково перебирая мои волосы.

— Выпейте. Я тоже налью себе, — шепнула графиня.

Кофе оказался превосходным. Едва я допил чашку, как графиня протянула мне рюмку с ликером. Я выпил.

— Милый, пойдем в соседнюю комнату, — сказала графиня. — Эти ужасные люди, должно быть, уже вынесли гроб, и там мы будем в большей безопасности, чем здесь.

— Командуйте, и я подчинюсь. Повелевайте мною не только сейчас, но и всегда, везде, во всем, о, моя прекрасная королева! — прошептал я. Сия напыщенная речь происходила из моих идеализированных представлений о традициях французских влюбленных. До сих пор мне стыдно вспоминать велеречивые эпитеты, которыми я осыпал графиню де Сен-Алир.

— Тогда, пожалуйста, выпейте еще один бокал ликера, совсем маленький, — весело сказала графиня. Моя возлюбленная снова была весела, как птичка; казалось, ее не тревожили ни мрачная атмосфера траурной залы, ни предчувствия неведомых испытаний, ожидавших нас в будущем. Она обегала в гостиную и возвратилась с крохотным бокалом, который я с приличествующими случаю восторженными речами поднес к губам и выпил.

Я заглядывал в прелестные глаза, целовал ей руки, губы. Она не сопротивлялась.

— Вы зовете меня Ричард, но каким же именем называть вас, о мое прекрасное божество? — спросил я.

— Зовите меня Эжени; это мое настоящее имя. Если вы любите меня так же всецело, как я люблю вас, то давайте же откроемся друг другу.

— О Эжени! — воскликнул я и снова и снова восторженно повторил ее имя.

В конце концов я признался, что мне не терпится поскорее отправиться в путь. Однако в этот миг меня захлестнуло странное ощущение. Нет, я отнюдь не собирался падать в обморок. Не нахожу слов, чтобы описать свое состояние; похоже было на то, словно мозг внезапно отказал мне, или же оболочка, в которую он заключен, если такая имеется, вдруг стала жесткой и сжалась, как сухая кожура.

— Ричард, дорогой! Что случилось? — в ужасе воскликнула графиня. — О небо! Вы заболели! Сядьте, умоляю вас. Садитесь в кресло. — Она едва не силой усадила меня. Я не мог оказать ни малейшего сопротивления. С пугающей отчетливостью я узнал овладевшее мною бессилие. Я откинулся в кресле, не в силах произнести ни звука, не в силах опустить веки, шевельнуть хоть одним мускулом. В считанные секунды я впал в то же состояние, в котором провел не один час в ночной карете, едущей в Париж, рядом с маркизом д'Армонвиллем.

Моя подруга громко рыдала от ужаса. Казалось, она не сознавала опасности, не понимала, что нас могут услышать. Она звала меня по имени, трясла за плечо, приподнимала и роняла мою руку, в смятении пыталась отыскать хоть малейший признак жизни и, не найдя его, возопила, что, если я умру, то и она покончит с собой.

Однако через минуту-другую бурные излияния внезапно стихли. Графиня замолчала; теперь она казалась совершенно спокойной. Она деловито взяла свечу и подошла ко мне. Лицо ее оставалось очень бледным, но испытующий взгляд выражал лишь серьезное внимание с легким налетом ужаса. Графиня медленно поводила свечой у меня перед глазами, убеждаясь, что я не реагирую на свет. Затем отставила свечу и громко зазвонила в колокольчик. Положив на стол шкатулку с бриллиантами и мой дорожный сейф, графиня тщательно заперла дверь в будуар, где я только что пил свой злосчастный кофе.

Едва графиня успела опустить на стол мой дорожный сейф, явно слишком тяжелый для нее, как дверь в залу, где стоял гроб, распахнулась, и на пороге появился человек, которого я поначалу принял за чудовищное видение.

Передо мной стоял граф де Сен-Алир, который, по словам графини, должен был находиться где-то на полпути к кладбищу Пер-Лашез. На мгновение его тощая гнусная фигурка застыла в дверях наподобие портрета, где рамой служил дверной проем, а фоном — зловещая темнота сумрачной комнаты. Граф был одет в черный траурный костюм, в руке он держал пару черных перчаток, шляпу обвивала креповая лента.

Злобное лицо графа подергивалось от беспокойства, тощие губы беспрерывно кривились. Этот уродец казался напуганным до смерти.

— Ну как, Эжени? Что, детка? Вижу, все идет удачно?

— Да, — тихо, но твердо ответила графиня. — Но вы с Планаром напрасно не заперли эту дверь. Он вошел и увидел то, что ему видеть совсем не полагалось. Хорошо еще, что он не успел сдвинуть крышку гроба, — сурово добавила она.

— За этим должен был присмотреть Планар, — резко ответил граф. — Ма fоi! Не могу же я уследить за всем! — Он торопливо мелкими шажками подошел ко мне и надел очки. — Месье Беккет, — громко окликнул он пару раз. — Эй! Вы меня не узнаете! Он склонился надо мной и внимательно всмотрелся в мое лицо, приподнял и встряхнул мою руку, окликнул еще раз и удовлетворенно произнес: — Все удалось как нельзя лучше, моя милая Мignоnnе. Когда это началось?

Графиня подошла ближе и смерила меня оценивающим взглядом. Трудно представить, до чего тяжело выносить пристальный взгляд двух пар злобных глаз. Затем графиня перевела взгляд туда, где, по моим представлениям, должна была находиться каминная полка с часами; до меня доносилось их громкое тиканье.

— Четыре… пять… шесть с половиной минут, — холодно произнесла она.

— Браво! Брависсимо! Моя прелестная королева! Моя Венера! Жанна д'Арк! Моя героиня! Образец совершенства!

Граф пялился на меня с чудовищной злорадной ухмылкой. Он пошарил у себя за спиной тонкими бурыми пальцами, пытаясь найти руку графини, но она, не желая (как мне хотелось бы думать) его ласки, чуть подалась назад.

— Пойди сюда, Ма сНеге, давай-ка посмотрим. Что это? Записная книжка? Или… или…

— Вот оно! — воскликнула графиня, с отвращением указывая на мой дорожный сейф в кожаном футляре, лежавший на столе.

— О! Давай посмотрим… посчитаем… посмотрим… — бормотал граф, развязывая дрожащими пальцами ремни. — Надо посчитать… надо посмотреть. Вот тут у меня карандаш и записная книжка… но где же ключ? Проклятый замок! Черт бы его побрал! Где же ключ?

Шаркая ногами, он подошел к графине и протянул руки с трясущимися пальцами.

— У меня его нет; откуда ему взяться? Наверняка он у него в кармане, — ответила дама.

В следующий миг гнусные пальцы старого негодяя залезли ко мне в карман. Он выгреб оттуда все содержимое, в том числе и несколько ключей.

Я застыл в том же самом оцепенении, какое сковало меня в карете, когда я ехал с маркизом в Париж. Трагедия разыгрывалась не на шутку, а я никак не мог до конца понять, какую роль играет в ней графиня. Женщинам присуще куда больше присутствия духа и актерского мастерства, чем выпало на долю нашего неуклюжего пола; я не понимал, было ли возвращение графа неожиданностью для графини, не знал, для чего граф затеял обыск моего дорожного сейфа. Однако обстоятельства прояснялись с каждой минутой; очень скоро мне было суждено осознать всю бедственность моего положения.