Джордж Байрон - Вампир. Английская готика. XIX век

Остаток лета и осень я провел в путешествиях по Швейцарии и Италии. Горький опыт, что называется, умудрил меня. Самые тяжелые впечатления от случившегося были, разумеется, связаны с колоссальным нервным и умственным потрясением. Но остались и более серьезные, глубокие чувства. Пережитый ужас оказал влияние на всю мою последующую жизнь. Он заронил мне в душу ростки, из которых через много лет произросли чувства куда более счастливые, но оттого не потерявшие серьезности. Я имею все основания благодарить всемилостивейшего Создателя за то, что еще в ранней юности Он преподал мне урок благочестия, показав, к каким тягчайшим последствиям могут привести греховные дела.

В конце 1655 года вся модная знать съезжалась на праздники в замок Хернсвульф. Барон, носивший это имя, самый влиятельный среди немецких вельмож, столь же славился отвагой своих сыновей, сколь и красотой своей единственной дочери. Поместье Хернсвульф, расположенное в центре Шварцвальда, было пожаловано одному из его предков в награду за службу государству и вместе с другими родовыми имениями перешло по наследству к семье нынешнего владельца. Жилище барона представляло собой готический замок, построенный, согласно вкусам того времени, в самом величественном из архитектурных стилей. Темные запутанные переходы вели к сводчатым комнатам, увешанным гобеленами. Это были помещения внушительного размера, но не слишком уютные и наводящие страх своей непомерной величиной. Темная роща сосен и рябин окружала замок со всех сторон и придавала мрачный оттенок пейзажу, который редко оживляли солнечные лучи с небес.

Колокола радостным перезвоном возвестили наступление зимних сумерек, привратник и его свита, разместившись на зубчатых стенах, готовились объявить о прибытии гостей, созванных, чтобы разделить царящее в замке веселье. Юная госпожа Клотильда, единственная дочь барона, только что достигла своего семнадцатилетия, и на ее день рождения было приглашено блестящее общество. Двери просторных сводчатых покоев распахнулись навстречу гостям. Вечернее празднество только началось, как вдруг с главной башни донесся бой часов, необычайно торжественный и важный, и тотчас в бальный зал вошел высокий незнакомец в черном.

Он учтиво поклонился собравшимся, но был принят весьма холодно. Никто не знал, кто он такой и откуда он прибыл. Но его внешность говорила о принадлежности к самой высшей знати, и хотя поначалу его встретили сдержанно, отказать ему в уважении не мог никто. Он беседовал главным образом с дочерью барона, и его замечания были настолько уместны, шутки так остроумны, а манеры так обворожительны, что он вскоре завладел вниманием своей слушательницы. После некоторых колебаний со стороны хозяина, который, как и прочее общество, не мог остаться к незнакомцу равнодушным, он был приглашен провести в замке несколько дней и с готовностью принял приглашение.

Близился самый поздний и глухой час ночи, и когда гости разошлись по спальням, они услышали, как тяжелый колокол с унылым звоном качается на башне, хотя слабое дуновение ветра лишь чуть колыхало ветви лесных деревьев. За утренним завтраком многие из гостей говорили, будто слышали ночью дивную музыку, но при этом все сходились в утверждении, что из комнаты незнакомца раздавались страшные, дикие звуки. Вскоре, однако, он присоединился к гостям, и когда речь зашла о событиях минувшей ночи, мрачная, загадочная улыбка промелькнула на его угрюмом лице, вновь сменившись выражением глубокой меланхолии. Он почти все время беседовал с Клотильдой, и когда он рассказывал ей о разных странах, в которых побывал, о солнечных краях Италии, где воздух напоен ароматом цветов и летний бриз легко вздыхает над благодатной землей, когда он говорил ей о чарующих местах, где сияние дня тонет в мягком сумраке ночи и небеса ни на миг не омрачаются, на глаза девушки навернулись слезы и впервые она пожалела, что никогда не покидала родительский дом.

Шло время, дни сменяли друг друга, и с каждым мигом росло то неизъяснимое чувство, которое внушал ей незнакомец. Он не признавался ей в любви, но эта любовь без труда угадывалась в его манерах, словах, доверительном тоне, мечтательной нежной улыбке. И когда он видел, что ему отвечают взаимностью, злобная усмешка появлялась и тут же исчезала на его мрачном лице. В присутствии ее родителей он сразу становился почтительным и сдержанным, и только наедине с нею, гуляя по тенистым тропинкам, принимал облик более страстного поклонника.

Однажды вечером он сидел вместе с бароном в обшитой деревянными панелями комнате, которая служила библиотекой. Речь зашла о сверхъестественных силах. Во время этой беседы незнакомец хранил загадочное молчание, но когда барон заметил, что не верит в существование духов, и стал дерзко высмеивать рассказы о них, глаза юноши сверкнули дьявольским огнем и сам он как будто вырос. Разговор прервался. В течение нескольких секунд царила пугающая тишина — и тут из темной лесной зазвучала музыка, полная неземной красоты и гармонии. Эти звуки очаровали всех, однако незнакомца они встревожили и смутили. Он смотрел на своего великодушного хозяина с состраданием, и что-то, похожее на слезы, блеснуло в его темных глазах.

Музыка постепенно смолкла вдали, и все затихло, как прежде. Минуту-другую спустя барон покинул комнату. Незнакомец почти сразу же последовал за ним. Вскоре после ухода раздался отчаянный крик — крик человека в смертельной агонии, и барон был найден мертвым в одном из переходов замка. Черты его лица были искажены болью, на почерневшем горле проступал отпечаток человеческой руки. Поднялась тревога, замок тщательно обыскали, но незнакомец бесследно исчез.

Тем временем тело барона было предано земле, тихо и без пышных церемоний. О страшном убийстве если и вспоминали порой, то лишь как о давнем событии. Исчезновение незнакомца, завладевшего всеми ее чувствами, ранило нежную душу Клотильды. Ей нравилось рано утром и поздно вечером бродить по тропинкам, где они когда-то гуляли вдвоем, воскрешать в памяти его последние слова, его ласковую улыбку и навещать места, где однажды она беседовала с ним о любви. Она избегала всякого общества и казалась довольной лишь тогда, когда затворялась одна в своей комнате. Там она позволяла своему страданию излиться в слезах, и любовь, которую гордость и девическая скромность заставляли её скрывать от людей, открыто выражалась в часы уединения. Так прелестна и так смиренна в своем горе была прекрасная плакальщица, что казалась ангелом, уже свободным от земных уз и готовым воспарить в небеса.

Однажды летним вечером, когда она одиноко бродила по своим любимым тропинкам, кто-то неслышно приблизился к ней. Она обернулась и, к ее безграничному удивлению, увидела незнакомца. Он подошел к ней и заговорил с нею.