Алекс Белл - Девятый круг

И тут я увидел их — Михаила и Мефистофеля — парящими над башней. Они рвали друг на друге одежду, царапались и кусались так, словно каждый был готов разнести противника в пух и прах. Сейчас я почти не узнавал их обоих. В целом их мелькающие фигуры сохраняли привычный облик, но что-то в них стало совершенно иным. Михаила снова окружал световой ореол, настолько яркий, что, глядя на него, я с трудом различал его, — как будто он находился очень близко к солнцу или иному мощному источнику света. Но мне были хорошо видны его мощные, покрытые белыми перьями крылья, распростертые за спиной, когда двое противоборствующих ангелов кружили в небе вокруг башен собора и взмывали над ними, яростно налетая друг на друга. Время от времени с неба, кружась в воздухе, опускалось белое перо и, упав на снег, сразу же окрашивалось скопившейся возле нас кровью.

Теперь Кейси стала регулярно всхлипывать, и я сосредоточил на ней все свое внимание, прекратив следить за сражающимися ангелами. Мне не следовало отвлекаться на них. Я должен оставаться собранным. Когда ребенок наконец родился, я достал из кармана перочинный нож, перерезал пуповину и сбросил с себя пальто, чтобы завернуть дитя и уберечь его от холода. Взглянув на новорожденного младенца, я облегченно вздохнул. Это была девочка. Крошечная настоящая человеческая девочка… не ангел и не демон, какие являлись мне в сновидениях… не похожая ни на одно из тех существ, что яростно наскакивают друг на друга над нами. И сейчас вокруг Кейси не было никакой ауры, так же как и вокруг ее дочери. Кружащиеся облачка золотистого и маслянисто-черного цвета исчезли.

— Она… изумительна, — прошептала Кейси, глядя на свою дочь у меня на руках. — Ну разве она не прекрасна, Габриель?

— Хочешь взять ее на руки? — спросил я.

Кейси кивнула и вдруг застыла в оцепенении, на лице появилось выражение растерянности, одна рука опустилась вниз, к животу.

— Там… второй ребенок, — прошептала она.

— Второй? — растерянно переспросил я и оглянулся вокруг, словно ожидая увидеть его лежащим где-то на площадке.

— Двойняшки, — простонала она. — Я ни разу не ходила на сканирование, и вот… — Она умолкла и, к моему ужасу, начала плакать. — Ох, Габриель! Я не хочу испытать это снова! Я так устала! Это так несправедливо!

— Но ведь с тобой все хорошо, Кейси, — сказал я, стараясь не подавать виду, что, услышав эту новость, испугался не меньше ее. Теперь я увидел, что аура, которая, как я думал буквально минуту назад, исчезла, снова окутывала Кейси. Она была бледнее, чем прежде, но представляла собой все ту же странную, неестественную смесь золотистого и черного. — Ты уже наполовину прошла через это, прошла наполовину.

— Но я же не хотела этого! Я всегда думала, что со мной будет муж или, по крайней мере, бойфренд — человек, который любит меня, который намерен разделить это со мной! На прошлой… на прошлой неделе я видела молодого парня, который держал на руках ребенка в… в ресторане, и, когда я вернулась домой, я не могла… я просто не смогла перестать плакать! Я знаю, что феминистки возненавидели бы меня, но все, чего я когда-либо хотела, — это забор из белого штакетника. Дом и родные люди, безоговорочно меня любящие. Мои… мои мама и папа… они не…

— Я люблю тебя безоговорочно, — быстро прервал ее я. — И у тебя по-прежнему могут появиться и дом с забором, и семья. Но прежде всего тебе надо родить этого ребенка. Ты полюбишь своих детей. А потом найдешь и мужа. А до тех пор я присмотрю за тобой, потому что действительно люблю тебя, Кейси, без всяких оговорок, и обещаю, что так будет всегда. У тебя уже есть одна замечательная дочка, а теперь появится и второй ребенок. Еще немножко, и ты станешь мамой близнецов. Разве это не замечательно?

Пока я говорил, Кейси попыталась улыбнуться, и на душе у меня полегчало. На мгновение она глянула на меня сквозь слезы так, будто я был самым удивительным человеком на земле. Наконец она кивнула:

— Хорошо, Габриель.

— Ты славная девочка.

Вдруг на колокольне громко зазвонил колокол, и я резко повернул голову в ту сторону. Был ли это очередной призрачный звон, недоступный слуху веселящихся внизу венгров? И могло ли все происходящее здесь быть невидимым для них? И вообще, могли ли люди быть настолько несведущими относительно того, что происходит вокруг них? Ведь рядом с собором, у нас над головами, происходила жестокая схватка, и колокол продолжал оглушительно звонить. Половина здания была охвачена огнем, в том числе ближайшая к нам башня. Другие башни и остальную часть базилики покрывал блестящий и сверкающий ледяной панцирь три фута толщиной. Ледяная молния, низвергнутая Мефистофелем с небес, обрушилась на покрытие смотровой площадки и раскололась на множество острых золотистых осколков, которые, потрескивая и шипя, расставались со своей электрической энергией и медленно таяли в снегу.

Мне не хотелось укладывать новорожденную на пол, но нужны были свободными обе руки, и я боялся, что уроню ее, если попробую удержать на согнутой руке, прижимая к груди. В результате я поплотнее завернул девочку в пальто и, положив на пол рядом с собой, повернулся к Кейси. Положение второго ребенка тоже оказалось нормальным, но при этом я видел, что сейчас что-то происходит не так. На этот раз вытекло очень много крови, гораздо больше, чем в предыдущий раз, и я предположил, что, наверное, у Кейси что-то повредилось внутри. Было заметно, что сейчас ей гораздо больнее, а кровь заливала мне руки и мешала удерживать второго новорожденного. Я не знал, что делать, и мог лишь сосредоточиться на втором ребенке и постараться сделать все, чтобы в процессе рождения ему не угрожала опасность.

В тот момент, когда вторая дочь Кейси появилась на свет, колокол прекратил звонить, а в небо взвились огненные букеты фейерверков, сопровождаемые радостными возгласами снизу. Стало ясно, что наступила полночь, а вместе с ней ушел старый и пришел новый год.

— Габриель, — прошептала Кейси, — я… мне не очень хорошо.

Я не знал, что сказать ей. Было мучительно больно сознавать, что от потери крови она умирает. Я просто не представлял себе, что у Кейси может быть столько крови. Она была на моих руках, на одежде, собралась в блестящие лужицы на каменном полу, застывала в щелях между каменными плитами настила. Аура исчезла. Ни вокруг Кейси, ни вокруг ее дочерей не было ни черного, ни золотистого, ни красоты, ни мерзости. Я положил вторую новорожденную на сгиб руки и прижал к груди, а пальцами свободной руки осторожно сжал ладонь Кейси, чтобы она не чувствовала себя одиноко.

Если бы я только мог увезти ее в больницу, чтобы там ей влили новую кровь… Но мне не удалось бы доставить ее туда вовремя. Она умерла бы прежде, чем я успел бы спуститься по лестнице к подножию базилики. Еще ни разу в жизни мне не доводилось оказываться в состоянии такой беспомощности, и я испытывал мучительное чувство отчаяния.