Алекс Белл - Девятый круг

— Отпусти его, — услышал я прозвучавший сверху приказ Михаила. — Это Его желание. Ты не должен вмешиваться.

— А ведь сейчас, пожалуй, не сезон для соловьиных трелей?! — заметил Мефистофель, как бы продолжая разговор со мной, при этом слегка повернув голову, чтобы взглянуть на ангела.

Птичье пение внезапно оборвалось, оставив после себя гулкое, печальное эхо.

— Боже мой, Михаил, какое же это ханжество! — услышал я произнесенные со смехом слова Мефистофеля.

Я тряхнул головой. Испуганный, сбитый с толку, я почувствовал, как туман какого-то странного оцепенения охватывает мое сознание. А потом я совершил ошибку — посмотрел вниз.

— Мать твою, боже! — завопил я, инстинктивно задергавшись из стороны в сторону, в то время как город подо мной угрожающе раскачивался.

— Спокойно, Габриель! Держись спокойно! — крикнул Мефистофель, скрежеща зубами, потому что мое барахтанье усугубляло боль от ран, полученных им в схватке с Михаилом.

Я почувствовал, что его хватка слегка ослабла, это испугало меня, и я замер, хотя для этого мне пришлось собрать всю свою силу воли. Я перевел взгляд на девочку. Почему мне взбрело в голову взять и перепрыгнуть через парапет, когда я держал ее на руках? Ведь она была такой хрупкой, и мне даже показалось, что из-за своей глупости я свернул ей шею. Хотя нет, она смотрела на меня, моргая глазками. Потом ее нижняя губа задрожала, она начала плакать, скорее всего из-за холода, а не из-за чего-нибудь еще. Ведь она не могла понимать, что ненадежная хватка демона — это единственная ниточка, на которой сейчас держится ее жизнь.

— Вытяни нас! — взмолился я, глядя на Мефистофеля, и похолодел от страха, увидев, что он колеблется. — Ради бога, Стефоми, сейчас же вытащи нас!

Меня так и подмывало протянуть к нему вторую руку, ухватиться за него и, карабкаясь прямо по нему, самостоятельно перелезть через парапет, но я не мог сделать этого, не сбросив вниз дочери Кейси.

— Ты понимаешь, это будет продолжаться, — вкрадчиво, странным тоном произнес Мефистофель, глядя на девочку. — Если ты не сбросишь ее вниз сейчас, пока можешь это сделать, оно никогда не кончится. Оно непременно станет… ну ладно, мы все будем продолжать и продолжать двигаться по этим кругам… А ты можешь избавить всех нас от этого. Ты действительно хочешь этого для себя, Габриель? Это действительно то, что кто-нибудь захотел бы для себя?

Я не мог удержаться, чтобы опять не посмотреть вниз, когда почувствовал, что его хватка снова слегка ослабла. Страх смерти. Вот она, тут. Я не так возражал бы против нее, если бы был безбожником. Если бы мог поверить, что мое существование прекратится после того, как я упаду вниз. Но я знал о наличии загробной жизни, знал, в какой из кругов отправлюсь, и знал, кто ждет там встречи со мной. Это произойдет неизбежно, что бы я ни предпринимал. Но не теперь! О боже, и не таким образом!

Не сознавая того, что делаю, я начал вполголоса бормотать «Отче наш»:

— Отче наш, Иже еси на небесех, да святится Имя Твое…

— Ну пожалуйста, без этого, — рассердился Мефистофель, тряхнув меня. Он действительно тряхнул меня так, что город внизу дико закачался, а горизонт по обеим сторонам моего поля зрения заскакал вверх и вниз. — Сейчас не самый подходящий момент, чтобы раздражать меня, Габриель. Включи свои мозги хоть на этот раз.

Я снова выругался, не в силах заставить себя не смотреть вниз и почувствовав, как к горлу подступает тошнота от одного вида Будапешта, находящегося так далеко внизу. Мефистофель сжимал мою руку так, что теперь она начала сильно болеть, а замерзшие пальцы вообще потеряли чувствительность.

— Ты же все время намеревался сбросить меня, ведь так? — спросил я, подавляя бурлящую внутри ненависть. — Тебе хотелось, чтобы я умер против своей воли. Ты хотел быть настолько отвратительным, насколько это возможно, ведь так, подонок?

— Ну, только этого нам и не хватало. Что за недомыслие — говорить такое демону, в руках которого находится твоя драгоценная жизнь, — изрек Мефистофель, глядя на меня со злобной усмешкой. — Нет, я действительно сохраню тебе жизнь. Но сначала я хочу немного просветить тебя относительно свойств молитвы.

— Что… о чем ты говоришь? — спросил я, стуча зубами от холода.

— Молитвы, обращенные к Богу, на меня не действуют, — бесстрастно пояснил Мефистофель. — Поэтому, прежде чем я спасу твою жизнь, я хочу услышать, как ты помолишься… Люциферу.

Я уставился на него. Ведь не мог же он предлагать такое всерьез?

— Я говорю это вполне серьезно, поверь мне, — подтвердил Мефистофель с усмешкой. — Я служу Люциферу. Поэтому если ты укротишь свое самолюбие и помолишься ему, то увидишь, насколько более действенной может оказаться такая молитва.

Меня охватила дрожь, я возненавидел Мефистофеля за это всей душой. Я ощутил, как на грудь давит холодная тяжесть распятия из оникса, которое на прошлой неделе мне подарила Кейси. Но я не мог долго раздумывать — к тому моменту я так замерз, что новорожденная могла выскользнуть из моей онемевшей руки и сама, без меня, упасть с базилики, с этой огромной высоты. Картина представлялась совершенно ужасной, и в тот момент я должен был немедленно помолиться дьяволу, а возненавидеть себя за это позже.

— Люцифер, — произнес я сквозь стиснутые зубы, — пожалуйста… пожалуйста, помоги мне… — И тут мне пришлось прикусить язык, чтобы не завопить, когда особенно свирепый порыв ветра швырнул меня к стене, носки ботинок ударились о древнюю стену базилики, а отброшенная ветром назад куртка потянула за собой и меня. Малышка захныкала громче, и я почувствовал, как от ее слез стала намокать моя рубашка. — О черт! — вскрикнул я, безуспешно пытаясь посильнее сжать онемевшими пальцами руку Мефистофеля. — Люцифер, пожалуйста, пожалуйста, не дай мне упасть! Я еще не хочу умирать! Умоляю тебя, прояви к нам милосердие!

— Неплохо, Габриель, — одобрительно произнес Мефистофель. — Но умолять его нет никакой необходимости. Вот, смотри, что может сделать для тебя дьявол, если ты просто вежливо его попросишь. Поверь мне, он гораздо надежнее Бога. — И с этими словами он вытянул меня наверх через парапет.

Он попытался поддержать меня, когда я, шатаясь, встал на каменный настил площадки, но я оттолкнул его и заковылял к центру башни, отчаянно стараясь прогнать страшный образ города, дико колышущегося у меня под ногами. Вот еще одно видение, которое станет преследовать меня по ночам. Я упал на колени, закрыл глаза и склонил голову над дочуркой Кейси, все еще роняющей слезы мне на рубашку. Мне и самому хотелось заплакать, но мои глаза были сухими и болели. Это — все это — должно быть сном. Другого разумного объяснения не существует.