Кай Мейер - Богиня пустыни

Послышался скрип, потом открылась дверь. В помещение вошел мужчина, в одной руке он держал подсвечник с зажженными свечами, в другой — прямоугольный пакет, вероятно, это был дневник в кожаном переплете или большая книга. Он тщательно закрыл за собой дверь и прошел мимо Сендрин, не обращая на нее ни малейшего внимания. Посередине комнаты он опустился на колени, поставил подсвечник на пол и отложил кожаный том в сторону. Потом он обеими руками скатал дорожку в рулон. Под ней оказалась небольшая квадратная каменная плита красноватого цвета, покрытая ломаными узорами. Она была похожа на те древние фрагменты, что повсюду были вделаны в стены и потолки дома. Сендрин никогда не замечала, что такие же были и на полу ее комнаты.

Селкирка нельзя было назвать молодым мужчиной. Ему было чуть больше пятидесяти лет, — так показалось Сендрин. Маленькая Кимберли, несомненно, была поздним ребенком, неожиданной радостью. Возможно, именно поэтому Селкирк ее обожествлял. Адриан рассказал ей, что лорд был очень привязан к малышке; от него она узнала также и то, что ни один труп не был настолько обезображен, как труп этой девочки.

Для того чтобы приподнять плиту, лорд зацепил обеими руками небольшое углубление, которое, очевидно, только для этой цели и было сделано в камне. С трудом ему удалось немного приподнять плиту и отодвинуть ее в сторону, приоткрыв небольшую щель. За ней виднелась абсолютно черная ниша.

Селкирк схватил кожаную книгу, еще раз задумчиво пролистал ее, не читая, затем сунул в щель. Он быстро поставил плиту на место и снова расстелил ковер. Он педантично собрал с ковра частички пыли и растер их между большим и указательным пальцами. Затем он взял светильник и покинул комнату.

Сендрин почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Сначала странное ощущение возникло у нее в желудке, но постепенно оно охватило все ее тело. Она раскрыла рот, чтобы закричать, но с ее губ не сорвалось ни звука. В ее голове расцветал черный вихрь, он засасывал ее вниз, в пучину холода и звуков, похожих на рев диких животных. Прочь из прошлого, назад, в настоящее!

Прохладная кожа спины. Запах холодного пепла. Потоки дождя за окном.

Глаза Сендрин были открыты, взгляд затуманился, словно зрачки были покрыты кристаллами льда. Инстинктивно она похлопала ресницами, пока наконец не поняла, что снова оказалась в реальности. Ее реальности.

Она встала, пошатываясь, и тотчас опустилась на колени, затем снова поднялась и, спотыкаясь, прошла вперед, взялась за край ковра — он был не таким, как в видениях, — и откинула его.

Каменная плита лежала прямо перед нею неясным пятном на фоне темной комнаты. Пальцы Сендрин с дрожью нащупали углубление, она тянула и дергала плиту, ухватившись за него. Ей понадобилось больше времени, чем Селкирку, чтобы отодвинуть плиту в сторону, но в конце концов щель стала достаточно широкой, чтобы туда пролезла рука. Она нащупала книгу.

Сендрин не стала тратить время на то, чтобы поставить плиту на место, ковер она оставила лежать в стороне.

Она торопливо бросилась к кровати. Зажгла свечу на комоде. Раскрыла кожаный том где-то в середине.

Это был своего рода дневник, содержащий не менее ста страниц, — своеобразный протокол отрезков жизни, его вели в течение нескольких лет. Он был написан на английском языке. Это не представляло для Сендрин никаких затруднений, трудно было разобрать тонкий лихорадочный почерк. Кое-что она вынуждена была перечитывать дважды, особенно то, что было написано на последних страницах.

Уже светало, когда она в изнеможении захлопнула том, до такой степени переполнив голову картинками прочитанного, что она начала трещать.

Сендрин уснула, ей снилась пустыня.

Когда Селкирк со своей семьей прибыл на Юго-Запад, территории по ту сторону Намиба еще не были немецкой колонией. Здесь жили отдельные поселенцы, в большинстве случаев англичане и голландцы, обосновавшиеся в самом центре земель, принадлежащих гереро и нама. Они вели с туземцами обменную торговлю, а в скудных саваннах начали строительство собственных ферм. Губернатор не следил за законами — здесь и не действовали никакие законы; не было и солдат, которые могли бы прийти на помощь поселенцам в случае необходимости.

Снова и снова возникали конфликты между колонистами и туземцами. Некоторые фермеры обращались со своими служащими как с рабами, заставляли их работать при помощи кнутов и приказывали вздергивать тех, кто не подчинялся их воле, на первом же дереве. В свою очередь туземцы грабили и сжигали многочисленные фермы и миссионерские колонии, их жителей убивали. Иногда между кровавыми бойнями не проходило и недели, иногда в течение долгих лет не случалось ни одного инцидента.

Со временем, однако, поселенцы и туземцы начали договариваться. Оживилась торговля крупным рогатым скотом и продовольствием, условия труда для черных помощников стали сносными. Некоторое время все выглядело так, как будто бы жизнь на Юго-Западе нормализовалась, и мужчины, которые приехали сюда в одиночку, садились писать длинные письма своим семьям, в которых просили жен бросить хозяйство на родине и на следующем же пароходе плыть вместе с детьми и всем имуществом в Вэлвис Бэй или Свакопмунд.

Одним из таких мужчин был лорд Лютер Селкирк. За несколько лет до этого он был посвящен в рыцари и считался величайшим британским археологом своего поколения. Бесчисленные находки в Западной Азии и индийских колониях прославили его имя среди профессионалов, а его записки свидетельствовали о том, что он сам весьма гордился своими достижениями.

Селкирк прибыл на Юго-Запад в 1847 году в сопровождении нескольких ассистентов. В это время страну только начали заселять миссионеры. У него была безумная цель, самая необычная за всю его карьеру. До сих пор он ограничивался исследованием руин, затерянных городов в индийских джунглях и храмов в песках аравийских пустынь. Теперь он искал корабль, и искал он его не в море, а посреди Калахари, в центре пустыни, которая лежала за сотни километров от океана.

Селкирк, в своих поисках опиравшийся на сообщения греческого путешественника Геродота, знал, что за 600 лет до нашей эры финикийский флот, состоящий из галер, отправился в плавание вокруг Африканского континента. Моряки были наняты египетским фараоном Нехо II. Он хотел наладить торговые связи с потрясающей страной Пунт, в которой, как гласили легенды, в изобилии имелись золото и алмазы. Сокровищницы Тебена и Мемфиса были пусты, и фараон надеялся, что ему удастся обменять египетские товары на золото, медь и драгоценные камни.

Финикийцы отправились в путь на своих биремах и триремах — парусных судах с двумя или тремя дополнительными весельными палубами. Они вышли в Красное море, достигли открытого океана и поплыли к югу вдоль побережья Африки.