Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи

Гриппен прошептал снова:

— Боже милосердный…

Эшер молча подошел и взглянул.

В гробу лежала Хлоя Уинтердон; голова ее была откинута набок среди вьющейся массы золотых волос, рот приоткрыт, клыки и бесцветные десны обнажены; в глазах застыл ужас. Она явно была мертва; плоть, казалось, еще сильнее облегла ее кости.

Единственное кровавое пятнышко виднелось там, где между грудей торчал конец осинового колышка. Рядом с горлом виднелись рваные белые раны.

Гриппен проговорил еле слышно:

— Из нее выпили всю кровь.

«В конце концов, — с мрачной иронией отметил Эшер, когда ему наконец было разрешено покинуть помещение при вокзале Чаринг-Кросс, — хорошо уже то, что на меня не повесили убийство Хлои Уинтердон». Он, однако, понимал, что это была целиком заслуга Гриппена, бережно взявшего на руки тело девушки и исчезнувшего вместе с ним через какой-то чердачный лаз, оставив Эшера объясняться с полицией, сочинять на ходу историю, которой заведомо не поверят, отвечать на вопросы и морщиться от боли, пока полицейский сержант будет накладывать шину на сломанную кисть. Ему впрыснули новокаин и порекомендовали утром обратиться к врачу. От веронала и прочих успокаивающих средств Эшер отказался, точно зная, что этой ночью ему не спать.

На вопросы он отвечал в том смысле, что, будучи другом доктора Гриппена, оказался у его дома, полагая, что у доктора нашла пристанище мисс Мерридью, их общая знакомая, исчезнувшая несколько дней назад. Нет, он еще не обращался в полицию — он только что вернулся из Парижа и вот обнаружил ее отсутствие… Нет, он не знает, где сейчас можно застать доктора Гриппена… Нет, он не представляет, почему грабитель зарядил свой револьвер пулями с серебряными наконечниками… О следах укусов на горле и запястьях вопросов ему не задали — и на том спасибо.

Было около десяти часов, когда Эшер оказался на улице. Сеял мелкий унылый дождь. Усталость и холод пробирали до костей, когда он спускался по станционным ступеням; широкое пальто наброшено было на манер плаща — забинтованная рука висела на перевязи. Даже после новокаина болела она адски. Прошло полвечера, а он еще ни на шаг не продвинулся в своих поисках.

В конце улицы стоял кэб. Эшер двинулся было к нему, но тут рядом возникла темная фигура, словно материализовавшись из мелких капель. Тяжелая рука взяла за локоть.

— Пойдешь со мной.

Это был Гриппен.

— Хорошо, — устало сказал Эшер. — Я хочу поговорить с вами.

После той твари, что атаковала его сегодня, Гриппен особого впечатления не производил. Исидро ждал их в экипаже неподалеку.

— Вы что-то долго, — заметил он, и Эшер с трудом сдержался, чтобы его не ударить.

— Завернул пообедать в кафе «Ройял», а потом еще вздремнул часика два, — огрызнулся он. — Появись вы чуть раньше, могли бы составить мне компанию. Официанты там удивительно приятные. — Кэб двинулся, ободья мягко свистнули по мокрой мостовой. Руку на перевязи дергало. — Пропала Лидия. А я встретил убийцу.

— Лидия? — озадаченно переспросил Гриппен.

— Моя жена. — Прищуренные карие глаза Эшера были устремлены на массивного вампира в орошенном дождем вечернем плаще, но квадратное тупое лицо того было затенено полями шелковой шляпы. — Рыжеволосая девушка, о которой я уже спрашивал, ради безопасности которой я и согласился на это расследование!

Холодная злость захлестнула его — на Исидро, на Гриппена, на себя самого — за то, что позволил ей влезть в эту историю.

— А-а, — мягко сказал мастер вампиров, и его жесткие серые глаза на секунду обратились к Исидро. — А я-то удивлялся…

— Она все это время была в Лондоне и помогала мне в розысках, — сказал Эшер, и светлые ресницы Исидро чуть дрогнули.

— Я, конечно, знал, что она покинула Оксфорд. Но я не предполагал, что вы возьмете ее сюда.

— Когда-то это казалось хорошей мыслью, — резко ответил Эшер. — Перед тем, как исчезнуть, она вычислила большинство ваших укрытий и все ваши псевдонимы. Если это не ваших рук дело, — добавил он, снова пристально глядя на Гриппена, чье лицо теперь было красным еще и от гнева, а не только оттого, что он успел где-то нахлестаться крови сегодняшним вечером, — тогда я подозреваю, что она вышла на самого убийцу. А теперь скажите мне правду, потому что от этого зависит, каким путем идти мне дальше в этих поисках. Вы ее похитили? Она мертва?

— Побереги дыхание, — медленно проговорил хозяин Лондона. — Стоит мне ответить «да» на оба твоих вопроса — и ты становишься нашим врагом. Я это знаю, и ты это знаешь и не поверишь мне, когда я скажу: «Нет». Тем не менее это так. Никакой рыжеволосой я не видел. Клянусь верой.

Эшер глубоко и прерывисто вздохнул. Его еще слегка била дрожь — обычная реакция на злость, изнеможение, боль. Шляпу он потерял в одном из последних своих приключений и теперь, бледный, с падающими на лоб каштановыми мокрыми волосами, менее обычного походил на клерка.

Из угла кэба раздался тихий, почти безразличный голос Исидро:

— Расскажите про убийцу.

Эшер вздохнул, некоторое напряжение почувствовалось во всей его позе.

— Это было… что-то чудовищное, — проговорил он медленно. — Грязное. Нездоровое. Но, вне всякого сомнения, вампир. Блеклый — вроде вас, Исидро, но кожа как будто поражена проказой и шелушится. Выше меня, выше Гриппена — где-то на дюйм; и такой же широкий, может быть, даже шире. Белокурые волосы, но такое впечатление, что они у него вылезают. Голубые глаза. У него есть сообщник-человек: я слышал, как он убегал по лестницам с чердака, а потом отозвал от меня это чудовище, хотя странно, что оно его послушалось; вспомните: семь-восемь жертв в одну ночь! Уехали они вместе. Представить, что оно едет с тобой в закрытой коляске…

— Оно? — мягко спросил Исидро.

— Это не человек.

— Мы тоже.

Кэб остановился в самом начале Савой-Уок. Гриппен расплатился с возницей, и Эшер в окружении двух вампиров двинулся по темному переулку, в конце которого высокой вычурной глыбой маячил Эрнчестер-Хаус. Золотистый свет из прорезей штор воспламенял смешанный с туманом мелкий дождь. Они еще только ступили на мраморное, запятнанное сажей крыльцо, а одна из дверных створок уже открылась и в проеме возникла чета Фарренов. Супруги стояли, взявшись за руки.

— Боюсь, она мертва безнадежно. — Антея пропустила их к длинной лестнице, ведущей в маленькую комнату в дальнем конце дома. Темно-красное платье напоминало цветом старую кровь, оттененное смуглой бледностью плеч и лица миссис Фаррен. Жесткий шелк и низкий вырез корсажа нашептывали что-то об иных временах. Волосы ее были убраны на современный манер, а вот лицо поражало выражением страха и усталости, словно все прожитые годы легли вдруг на ее смуглые плечи. Следующий за ней Эрнчестер выглядел еще хуже. — Разложение зашло недалеко, но уже началось.