Дженнифер Рардин - Двум смертям не бывать

— Вы, насколько я понял, любите высказываться прямо? Ну так и я вам прямо скажу: ваши действия в ближайшие минуты определят, будет этот молодой человек жить или нет. Видите ли, у него под сиденьем закреплено хитрое устройство. Если его вес перестанет давить на стул, произойдет взрыв, который уничтожит вас обоих, весь клуб и большую часть квартала. Представьте себе, сколько будет погублено ни в чем не повинных жизней?

— Дальше.

— Мы можем отсюда, где сейчас находимся, временно отключить это устройство, но только на десять секунд. Чтобы вы с ним поменялись местами.

Козел вонючий.

— Ты не возражаешь, если я проверю твой рассказ?

Он просиял мне так, будто я только что выиграла для него пари — аж челюстями застучал от удовольствия, как бульдог из старого мультфильма. А прыгнет он сейчас в комнату, если я крикну: «Бельведер, мальчик мой, ко мне! »! Мне представилась эта картинка, и я с трудом сдержала ухмылку. А он мне ответил:

— Разумеется, не возражаю! Делайте что хотите.

Я опустилась на колени прямо в пыль чердака «Нежить-клуба», заглянула под стул. Ага, точно бомба. Я такие видела в руководствах по обезвреживанию взрывных устройств. В разделе «Ни черта не сделать, рви когти». Хотя (к гадалке не ходи) Босцовски сильно приврал насчет мощи взрыва — тут взрывчатки хватит максимум снести верхний этаж здания, — все равно Коул погиб бы, и с ним еще все посетители, которых они загнали наверх. Вариант неприемлемый. Ощущение погружения в трясину, когда при попытке вырваться только засасывает глубже и быстрее.

Я встала. Мозг намертво зациклился на слове: бежать, бежать, бежать, бежать , — и подложил под это бесконечное слово саундтрек группы «Пинк флойд». В ушах возник нарастающий рев, никак не связанный с наушником, потом пришла чернота, бешенным псом выгрызая куски поля зрения, закололо онемевшие щеки, заслезились глаза. Какой-то инстинкт заставил меня упереться, не сдаваться. Ощущение было такое, будто я теряю над собой контроль, потому что меня поглощает чья-то чужая, более сильная личность.

Посмотрела на Коула — и сердце начало читать собственную литанию:

Вытащи его, спаси его. Любой ценой. Любой ценой. Любой це…

Голова упала на грудь, я закрыла глаза. Зрение перестало отвлекать, и я почувствовала, как над моей психикой чудовищным штормовым небом воздвигается чернота.

Я не рванулась в слепое бегство, хотя очень хотелось. Не звала эту черноту в себя. Просто стала слушать, и тут же рев перестал походить на грохот океанского прибоя, терзающего Флориду в час урагана, и превратился… да, в голос. Сказал этот голос только одно: «Отпусти себя», но значение слов оказалось гораздо богаче: они мне точно показали, что нужно сделать. Голос я узнала: это был тот, кто говорил со мной после смерти и вернул меня к жизни. К битве.

Подняв голову и открыв глаза, я увидела на лице Босцовски такое жадное нетерпение, что вдруг всплыли мои детские кошмары — там с таким лицом ходил похититель детей из «Пиф-паф, ой-ой-ой».

— Почему я? — спросила я.

— Мы выяснили опытным путем, что жертва нужна добровольная. Если вы займете место Коула, она такой и окажется. А заодно устранится источник раздражения, которым вы являетесь.

Будто я ему вешалка в шкафу. Но когда тебя так сильно недооценивают, это бывает выгодно.

— Так вот почему не вышло с братом Аманды в Индии? — обратилась я к Ассану. — Он не был добровольцем. Мелкий шрифт надо было читать, лохи!

Узкие глаза Ассана чуть ли не огнем загорелись от моей непочтительности, но он на что-то обернулся, отведя глаза от камеры, и отодвинулся в сторону, освобождая место перед объективом для подошедшего Айдина Мне стоило усилий сохранить спокойствие, скрыть ярость, вырывающуюся из меня почти неодолимо.

— Отрицательный результат — тоже результат, — напомнил мне Айдин. — Я работал над совершенно другими вопросами, и Красную Чуму открыл поистине случайно. Я бы никогда не смог ее развить без целой серии проб, позволивших отточить ее до полной силы.

Красная Чума? Какое простое название для такой ужасной вещи!

Понимая, что другой возможности обратить ход событий у меня не будет, я решила подыграть, выуживая информацию, ожидая какого-нибудь неосторожного слова, выдающего уязвимое место.

— Я вот чего не понимаю: почему вы ее не пустите расходиться естественным путем — как грипп? Зачем эти хитро-вывернутые сложности с передачей от человека к вампиру?

Айдину не терпелось похвастаться своим детищем, и он бросился горячо объяснять, будто я — репортер из отдела науки «Нью-Йорк таймс»:

— Начиная эксперимент, я запланировал передачу инфекции половым путем. Вы так погрязли в свободной любви и смене партнеров, что через шесть недель я ожидал вымирания шестидесяти пяти процентов вашей популяции. Но при передаче от человека к человеку вирус мутировал в нелетальную форму пневмонии.

— Как тебе было обидно, — посочувствовала я.

Айдин мрачно кивнул — сарказм до него не дошел абсолютно — и продолжал рассказывать:

— Совершенно случайно я обнаружил, что если вампир берет кровь у человека-вирусоносителя, то летальность Красной Чумы вырастает до девяноста процентов. К несчастью, резко падает контагиозность.

Я перебила:

— То есть болезнь дальше передаваться не может?

— Носитель-вампир ее передавать не может. Ты себе даже не представляешь, как обидно было напороться на это препятствие!

Вау! Неужто я одна вижу проявление божественной руки, которая каждый раз щелкает Айдина по носу, стоит ему сделать шаг вперед? Сперва грозная болезнь превращается в тихого зайчика, когда он пытается распространять ее среди людей. Потом ему приходит блестящая идея дать главную роль вампирам, а они себя ведут, как заупрямившиеся двухлетки. Вот не будем делиться, и все!

— Однако был Некто среди нас, — продолжал Айдин, — кто знал о вожде-визионере по имени Текет Дирани и о том, как он едва не стал правителем сего и иных миров с помощью Тор-аль-Деган. Вот она и будет нашей системой доставки. Она возьмет чуму у инфицированного вампира и выпустит ее на весь мир.

— И ты мне хочешь сказать, что я должна надписать поздравительную открыточку «ах-какой-ты-гений» и послать Раптору?

Бух. Если бы мы сейчас стояли перед беспристрастным жюри присяжных, вердикт «виновны» им бы вынесли за одно только выражение лиц. Но они тут же пришли в себя, и ничего, черт их побери, криминального мне не выдали.

Самый был бы идеальный момент, кстати, и для Раптора, чтобы выпрыгнуть под камеру и злорадно заржать. Он этого не сделал. Наверное, Светлана правду сказала насчет его привычки не высовываться. Может, ему хочется иметь что-то вроде алиби на момент начала эпидемии? «Никак нет, господин следователь, это не мог быть я. Я весь вечер в рэкегбол играл». Да нет, вряд ли. Скорее где-нибудь печет другой политический пирог, и надо там подсуетиться, чтобы не подгорел и не сел. Такое дерьмо, как он, на одном месте не засиживается. Не окупается потому что.