Дж Уорд - Освобожденный любовник

Лейла встала, ее щеки вспыхнули.

— Я пойду прямо сейчас.

Она повернулась к Кормии, в ее глазах горело странное волнение.

— Сестра, желаю тебе хорошо отдохнуть до моего возвращения.

Как было принято, Кормия встала и поклонилась, вздохнула с облегчением, что по какой-то причине урок был отсрочен.

— Береги себя.

Директрикс, однако, осталась.

— Я проведу тебя в храм, и мы приступить к нашему просвещению.

Кормия обняла себя руками.

— Разве мне не надо дождаться Лейлы…

— Ты задаешь мне вопрос? — спросила Директрикс. — Судя по всему, так и есть. А потом, возможно, ты возжелаешь самостоятельно определить повестку дня для просвещения, учитывая, как много ты знаешь об истории и значении позиции, на которую ты была избрана. Воистину, я получу удовольствие от твоего урока.

— Простите меня, Директрикс, — ответила Кормия, чуть не провалившись от стыда, сквозь землю.

— За что ты просишь прощения? Как первая женщина Праймэйла, ты можешь свободно отдавать мне приказания, так может быть уже сейчас мне стоит привыкнуть к твоим приказам? Скажи, ты хочешь чтобы я шла за тобой, когда мы пойдем в храм?

Слезы навернулись на глаза Кормии.

— Пожалуйста, Директрикс, нет.

— Пожалуйста нет, что?

— Я последую за Вами, — прошептала Кормия, опустив голову. — А не поведу.

«Иштар» 96 96 «Иштар» — Не очень удачная)комедия 1987 года с Уорреном Битти и Дастином Хоффманом в гланых ролях. Не очень удачная) был идеальным выбором, подумал Ви. Адски скучный. Длинный, вечность. Захватывающий, как солонка.

— Это самый дерьмовый фильм из всех, что я видела, — сказала Джейн, который раз зевая.

Господи, какое у нее красивое горло.

Клыки Ви удлинились, и он представил себя классическим Дракулой, нависающим над ее распростертым телом. Он заставил себя вернуть взгляд на экран, где Дастин Хоффман и Уоррен Битти тащились по песку. Он выбрал эту хреновину, надеясь, что она отключится, и он сможет пробраться в ее сознание, и получить ее в свое распоряжение.

Он умирал, как хотел довести ее до оргазма своим ртом, пусть даже во сне.

Пока он ждал, когда скукота загонит ее в фазу быстрого сна, он обнаружил, что уставился на сцены в пустыне, вспоминая зиму… зиму своего превращения.

Прошло несколько недель после падения в реку претранса и его последующей смерти, когда Ви прошел через свое превращение. Мучившие его головные боли оповещали об изменениях в теле задолго до того, как настало время «Х». Его постоянно одолевал голод, но от одного вида еды тошнило. Бессонница сопровождала постоянное чувство усталости. Единственное, что осталось прежним, это его агрессия. Правила лагеря требовали постоянной готовности к борьбе, так что обострение этой черты его характера, не был отмечено каким-либо изменением в его поведении.

Время его превращения в мужчину отметилось лютой и ранней метелью.

В результате падения температуры, каменные стены пещеры покрылись льдом, ноги примерзали к полу даже в меховых сапогах, воздух был настолько холодным, что даже дыхание, зависнув паром, замерзало. Морозы крепчали, и солдаты спали вместе с кухарками, одним большим сплетением тел, и не для секса, а ради тепла.

Ви знал, что изменение приближалось, ибо он проснулся оттого, что ему было жарко. Сначала это тепло было благом, но затем его тело охватила лихорадка, мучительный голод прокатился сквозь него. Он корчился на земле, надеясь на облегчение, которое не приходило.

Прошла вечность, прежде чем голос Бладлеттера донесся до него сквозь боль.

— Женщины не будут кормить тебя.

Сквозь оцепенение, Ви открыл глаза.

Бладлеттер опустился перед ним на колени.

— И я уверен, ты знаешь почему.

Ви сглотнул комок в горле:

— Я не знаю.

— Они говорят, что в тебя вселились рисунки с пещерных стен. Что твоей рукой управляют духи, пойманные в ловушку стенами. Что твой глаз тебе больше не принадлежит.

Когда Ви не ответил, Бладлеттер сказал:

— Ты ведь не можешь это отрицать?

Сквозь мешанину в голове, Вишес пытался вычислить, каким будет эффект на оба варианта ответа. И решил сказать правду, и не ради истины, а для самосохранения.

— Я… отрицаю.

— Отрицаешь ли ты то, что еще они говорят о тебе?

— И… что… они… говорят?

— Что ты убил товарища на реке с помощью своей руки.

Это была ложь, и другие парни, которые были там, знали это, они видели, что претранс упал в воду только по собственной вине. Женщины, должно быть, лишь делали свои предположения, основываясь на том факте, что смерть произошла, и Ви был поблизости. Ибо, почему тогда другие мужчины не желали видеть свидетельство силы Ви?

Или, может быть, это было им на пользу? Если не найдется женщины, что покормит Ви, он умрет. Что было неплохо для других претрансов.

— Что ты мне ответишь? — требовательно спросил отец.

Ви необходимо было проявить силу, и он пробормотал:

— Я убил его.

Бладлеттер широко улыбнулся в бороду.

— Я так и думал. И за эти заслуги, я приведу тебе женщину.

И в самом деле, ему привели женщину, от которой он питался. Превращение было жестоким, долгим и изнуряющим, и когда все закончилось, он перетащил свой тюфяк, а вместе с ним свои руки и ноги на холодный пол пещеры, чтобы охладить свое тело, как охлаждают мясо животного после забоя.

И после превращения, хотя его член был тверд, женщина, которая была вынуждена кормить его, не хотела с ним связываться. Она лишь дала ему достаточное количество крови, необходимое для изменения, и оставила его в процессе видоизменения его костей и мышц. Никого не было рядом, и в страдании, он взывал к матери, что родила его. Он представлял, как она приходит к нему, в ее глазах светится любовь, как она гладит его волосы и говорит, что все будет хорошо. В своем трогательном видении, она называла его своим любимым lewlhen 97 97 .

Дар.

Он хотел бы быть чьим-то даром. Дары ценили, о них заботились, их защищали. Дневник Дариуса был даром для Ви, даритель, может быть, не знал, что, оставляя дневник — он сделал добро, но все же.

Дар.

Когда тело Ви закончило изменяться, он заснул, и проснулся оттого, что очень хотел мяса. Его одежда порвалась во время перехода, поэтому он завернулся в лохмотья и босиком пошел на кухню. Ничего особо там не было: он сгрыз бедренную кость, нашел несколько хлебных корок, съел горсть муки.

Он слизал белый остаток с ладони, когда сзади послышался голос отца

— Время драться.

— О чем ты думаешь? — спросила Джейн. — Ты так напряжен.