Александр Уваротов - 1945

— Бросьте, оберштурмбанфюрер. После взрыва все здесь будет погребено под тоннами камня, сплющено и деформировано. Если конечно, понадобится взрывать. И вообще, я думаю, вы приехали сюда не из-за этого. Рейхсфюрера вряд ли интересует судьба, в общем-то, заурядного производства. В противном случае вы начали бы с…

— «Елены»? — осведомился Ванник.

— Нет, с комплексов в Верхней Силезии. И не сейчас, а неделю или две назад, когда русские только задели тот район своей лапой.

Ванник промолчал.

— Думаю, рейхсфюреру нужно вовсе не это, — Шталман забарабанил короткими пальчиками по столу. — Ведь так?

— Так, — вздохнул Ванник. — «Герхард» только предлог.

Он замолчал. Молчал и Шталман, не собираясь выкладывать Ваннику его задачу.

— Наше задание, — заговорил Ваннику после паузы, едва не ставшей неловкой, — это контроль за вами. Точнее, за «Колоколом».

И он посмотрел на штандартенфюрера.

— Нет, — покачал головой Шталман и неприязненно посмотрел на старшего оружейника Фридриха Витциха. — Бросьте меня прощупывать, вы не у себя в «Анэнербе», а я не подопытный экземпляр, который потом можно пустить в расход.

Василий Семенович мгновенно отвел взгляд.

— Я полагаю, — Шталман поднялся. Вслед за ним вскочили остальные. Даже медлительный Петр Павлович – и тот проявил ретивость, грузно и торопливо отодвигая стул. — Я полагаю, что и «Колокол» тут не причем. Рейсхфюрер боится, что поезд уйдет без него, и готовит себе отступление. Или, хуже того, готовится сдать нас всех с потрохами в обмен на собственную безопасность.

Шталман щелкнул пальцами, очень жестко и хлестко.

— И совершенно зря. Потому что, мы снова стали получать информацию. Высшие Неизвестные опять доступны.

Ванник, не отрываясь, смотрел на Шталмана. А тот, на совсем короткое мгновение вспыхнув чуть ли не яростью, превратился опять в милого добродушного человечка.

— Заканчивайте, господа, со своими делами, впрочем, надеюсь, это теперь не составит много времени. И присоединяйтесь к нам.

И Шталман ушел, оставив их в одиночестве.

Ванник тут же преобразился. Лоск и военная струнка улетучились, он стал прежним Ванником, только до предела озабоченным. Генерал метнул взгляд на Улитова и тот осторожно проверил, насколько плотно притворена дверь в столовую.

— Господа, — произнес ровным голосом Ванник. — Все слышали штандартенфюрера Шталмана. Предлагаю закончить завтрак…

А затем очень тихо, на пределе слышимости добавил:

— Будем уходить. Он чрезвычайно опасен.

— Почему? — беззвучно вопросил Бочкарев. — Капитан вовсе не был против, но угроза казалась преувеличенной. Шталман принял их за своих, ни на мгновение не усомнившись. Вон какую речь задвинул. При таких-то интригах: Гиммлер, загадочный «Колокол», теперь еще какие-то Неизвестные, кто будет дотошно проверять, в самом ли деле вот эти пятеро служат в СС или они не те, за кого себя выдают?

— Вы все засняли на кинопленку? — спросил Ванник обычным, не приглушенным голосом. — Чтобы потом, в Берлине, не получилось конфуза, снимите еще раз, господин лейтенант.

— Слушаюсь!

Ванник взглядом показал, чтобы Бочкарев не медлил, и тот поспешно покинул столовую.

По коридорам бродили эсесовцы, приехавшие со Шталманом. Вместе с саперами заглядывали в комнаты, сверялись со схемами. На Бочкарева и его кинокамеру внимания никто не обратил.

Он спустился в Главный Зал, прошел мимо неоконченного аппарата «Врил» третьей модели, заснял его блестящую металлическую поверхность издалека и вблизи. Последовательно запечатлел ряды полусобранных двигателей. На всякий случай, сделал пять или шесть кадров фотоаппаратом. И столкнулся со Шталманом. Вначале ему показалось, что это кто-то из охраны. Он расслабленно обернулся и тут же вытянулся в струнку.

Шталман мило улыбался. По доброму и ласково. И молчал. То есть, говорить следовало ему, лейтенанту Кёллеру.

— Лейтенант Кёллер, — отчеканил Бочкарев. — Выполняю приказ оберштурмбанфюрера Шаубергера.

— Я уже слышал, — сказал Шталман и дружески взял Бочкарева за локоть. — Это никому не нужно. Лучше ответьте, лейтенант, как вы попали к нам, в СС. А точнее, в «Анэнэрбе»?

Шталман был похож на учителя, который совсем не сердится, даже когда ученик не отвечает правильно на вопрос. Можно врать, что угодно. Но именно сейчас Бочкареву хотелось обманывать меньше всего.

— После побега из плена я случайно встретился с оберштурмбанфюрером. Именно он и устроил мой перевод, сказал, что я понадоблюсь в их деле. А Шаубергер, — он запнулся, — оберштурмбанфюрер Даниэль Шаубергер – дальний родственник нашей семьи.

Казалось, Шталман вовсе и не слушал: поглядывал по сторонам, запрокидывал голову вверх, смотрел под ноги.

— А что вы вчера говорили про чувства?

Бочкарев непонимающе посмотрел на Шталмана.

— Мне по дружески поведал Руппель, что вы очень тонко уловили волны близкого изменения. Молодчина Руппель, верный боевой товарищ. Именно такие люди составят основу будущей нации. И здесь, и особенно в Новой Швабии. Обладающие волей, силой, разумом, достоинством. Способные встать над эмоциями, преступить через слабость, лень, жалость, стыд, рабскую мораль, отбросить во имя идеи ненужное и сковывающее дух. Ведь только поступки во имя духа являются настоящими деяниями, достойными человека, мужчины. И только тогда он сравняется в могуществе с Высшими Неизвестными и будет способен творить судьбу мира и тех слабых, кто не сможет достигнуть этих высот. Но это дано понять не всем, равно как и то, что мир меняется…

Наверное, подумал Бочкарев, мне стоит торопливо глотать информацию и молчать. Молчать, чтобы ни единым словом не спугнуть, не сбить этот доверительный тон, Но он не удержался.

— Простите, господин штандартенфюрер. Я ведь многое не знаю, поскольку не служил в вашем ведомстве.

— Мда, — после кроткой паузы сказал Шталман. — Очень предусмотрительно ничего не знать.

Он посмотрел на Бочкарева и улыбнулся.

— Вы знаете, это подкупает. Мне нравится, лейтенант, ваше незнание. Новая Швабия? Место, бесконечно далекое от Германии и в то же время, благодаря нашим дискам – вполне близкое. Дивная прекрасная страна вечной весны. Знаете, такая весна, которая бывает в мае, когда еще не жарко. Изумрудные поля, раннее солнце, дымка над дальними горами в духе Гейне… Если ничего не выйдет с «Колоколом», она станет нашим приютом и продолжением Рейха. Но я считаю, Высшие Неизвестные не лгут, сейчас наступает время изменения. Однако, вы, лейтенант, не ответили. Что вы говорили вчера Руппелю?

— Пустяки, господин штандартенфюрер. — Просто мне показалось… особое ощущение пустого и чужого пространства. Будто время остановилось. Старый мир ушел, распался, новый еще на подходе, а между ними – пустота…