Виктория Борисова - Теория невероятности

Только сейчас она заметила на вешалке светло-бежевую коротенькую дубленку с капюшоном, отороченным пушистым мехом, а вот и сапожки на шпильках под вешалкой…

Ирина улыбнулась:

— Ну ладно, веди свою пассию. Будем чай пить.

— Мам, ты супер!

Сын чмокнул ее в щеку и скрылся в своей комнате. Даже через дверь были слышны какие-то шорохи, приглушенные возгласы, топот босых ног по полу, как будто там кто-то торопливо одевается.

Ирина прошла на кухню, поставила чайник и села у стола. Сегодня она очень устала, но спать вовсе не хотелось. Хороший был день… Даже жалко, что кончился!

— А вот и мы! Маш, заходи, не стесняйся!

На пороге кухни появился сын. Из-за его плеча застенчиво выглядывала смущенная девичья мордашка.

— Мам, это Маша, мы учимся в одном институте… Только она на экономическом. На подготовительных курсах познакомились. Маша, познакомься, это моя мама, Ирина Сергеевна.

— Очень приятно, Машенька!

Девушка оказалась вполне миленькая. Может быть, слишком сильно накрашена, но сейчас они все такие… Зато глаза хорошие — добрые и внимательные. Щеки еще круглятся совсем по-детски, и в лице видно выражение нежности и невинности, заметное даже под густым слоем косметики.

— Мам, можно тебя на секундочку?

Сын поманил ее за собой в коридор.

— Что?

— Слушай, можно Маша сегодня у нас останется? Ну, пожалуйста!

Надо же, как сейчас это стало просто! Ирина возмутилась и хотела было высказать сыну все, что думает о скоропалительных романах и половой распущенности, когда вдруг почувствовала, как окружающий мир на секунду пошатнулся перед глазами… Словно ее что-то снова толкнуло — совсем как там, в том странном доме, когда она увидела инквизитора Бинсфельда.

Сквозь приоткрытую кухонную дверь было хорошо видно Машу. Но сейчас Ирина видела не ее, а то, что должно произойти в будущем. Этой девочке суждено стать женой ее сына, она родит ему детей… Юное личико стало меняться, словно отражение в воде, подернутой рябью. На секунду Ирина увидела ее беременной, потом — с младенцем на руках, потом — взрослой женщиной, наверное ее ровесницей, чинно идущей под руку с Толиком, который был так похож на Витю, что даже сердце на мгновение защемило, и, наконец, седенькой старушкой с морщинками-лучиками возле глаз…

Она зажмурилась на секунду, провела рукой по лбу — и наваждение исчезло. Но и воспитательный пыл тоже иссяк совершенно. Ирина спросила только:

— А ее родители волноваться не будут?

— Нет, она позвонит, предупредит… — Толик мигом повеселел. — Нина Федоровна — человек понимающий.

Ага, значит, и с мамой девочки он уже успел познакомиться! На секунду Ирине стало обидно. «Почему она первая узнала? Почему не я?» Неужели чужой женщине сын доверяет больше, чем ей?

Хотя — какая разница…

Ирина достала торт, поставила на стол бутылку шампанского, разложила апельсины на большой тарелке.

— Ну, открывай! Ты у нас единственный мужчина.

— У нас сегодня праздник?

— Да, можно сказать, что праздник…

— А что отмечаем, мам?

— Вот.

Ирина достала книгу и торжественно водрузила ее посреди стола.

— Это «Эра любви». Новая серия у нас в издательстве. Первая книга вышла…

Говорить «мы», «у нас» было ужасно непривычно и вместе с тем — приятно. Ирина чувствовала себя так, будто начала жить в новом качестве — не домохозяйки, запертой в четырех стенах и озабоченной только тем, чисто ли в доме и приготовлен ли обед вовремя, но вполне современной женщины — активной, уверенной, занятой любимым делом.

— Ой, как интересно! Вы редактором работаете, да? — оживилась девушка.

Ирина кивнула. Пусть работает она без году неделя, зато авторов для новой серии подбирала именно она! Пусть среди них нет маститых и известных, но ей за книги не стыдно, все разные, но хорошие. В конце концов, никто ведь не рождается знаменитым…

— А можно почитать?

Тонкие пальцы перелистывают страницы, взгляд скользит по строчкам, и Ирина поняла, что девушке интересно, в самом деле интересно! На секунду кольнуло нехорошее, ревнивое чувство: «Это мое!» Потом, когда книжка появится на прилавках книжных магазинов, — это пожалуйста, сколько угодно, но сейчас это принадлежало только ей.

Но Ирина не успела ответить.

Девушка склонилась над книгой, и в распахнутом вороте блузки она увидела серебряную подвеску на тонком кожаном шнурке. Это был осьминог, усыпанный разноцветными камушками, — почти такой же, как та серьга, которую она чуть не выбросила в воду сегодня.

— Какое у вас, Машенька, украшение интересное, — выговорила она внезапно осипшим голосом.

— Да? Спасибо! — охотно отозвалась девушка. — Мне тоже нравится. Папа подарил на день рождения. Так старался… Это ведь серебро, авторская работа, в единственном экземпляре! Еще сережки были такие же, только одна потерялась. Так жалко — ужас! До сих пор с собой ношу, все надеюсь — а вдруг найдется?

Она потянулась к своей сумочке:

— Вот, смотрите! Оригинальная, правда?

Ирина отшатнулась, словно увидела привидение. Нет, хуже… На узкой ладошке лежал осьминог с растопыренными щупальцами — точно такой же, как тот, что она вытащила из-под матраца давным-давно, в другой жизни… Она прижала пальцы к вискам, словно хотела унять головную боль.

Сын видел, как она побледнела, как сжались губы.

— Мам, ты что? Тебе плохо? Может, таблетку дать какую-нибудь? Да скажи ты хоть что-нибудь, не молчи!

Он вскочил, с грохотом отодвинув стул, и засуетился вокруг нее. Такой большой, неуклюжий, словно щенок-подросток… Хороший все-таки мальчик вырос, заботливый!

Совсем не в отца — и слава богу.

Ирина постаралась улыбнуться и отрицательно покачала головой:

— Нет, Толик, не надо. Все в порядке. И вы, Машенька, не расстраивайтесь — кажется, я могу вам помочь.

Она прошла в прихожую, взяла сумку с вешалки, достала серьгу из потайного кармашка. Сейчас осьминог вовсе не казался символом беды — просто безделушка. Ирина вернулась на кухню и протянула ее девушке:

— Вот. По-моему, это ваше.

Маша посмотрела на нее удивленно, потом просияла радостной улыбкой.

— Ой, Ирина Сергеевна, спасибо большое! Значит, я ее у вас посеяла? А мы с Толиком искали-искали — и не нашли! Все углы обшарили. Я уж подумала — на улице обронила…

Ирина видела, что сын покраснел и смущенно потупился. Кажется, сообразил, где именно нашлась пропажа! Нехорошо, конечно, предаваться любви в родительской спальне, но ведь их тоже можно понять, дело молодое…

Она чуть улыбнулась и очень серьезно сказала:

— Некоторые вещи не теряются насовсем. То, что нужно… никогда не пропадает.

Имеется в виду Черкизовский вещевой рынок в Москве.