Георгий Старков - Тихий холм

- Шах и мат, - хрипло сказала Хизер, наставляя «Ремингтон» на Клаудию. Твоя песенка спета.

Женщина даже не посмотрела на грозный провал отверстия:

- Ещё нет. Час близок, но не настал.

Она опять сцепила ладони, и глаза её затуманились:

- Час, когда будут забыты все прошлые грехи. Время вечного Рая, о котором мы мечтали так долго... Бесконечное счастье после Суда и Искупления.

Хизер подумала, что она могла бы дёрнуть спусковой крючок, не выслушивая эту надоевшую проповедь. Но что-то её удерживало. Она не выпускала Клаудию из мушки, но и не нажимала на курок.

- О Алесса, - Клаудия посмотрела ей в глаза, гипнотизируя серым мечтательным блеском, - почему ты не радуешься? Мир, о котором ты так мечтала, почти здесь!

- Я не хочу этого.

Это сказала Хизер. И это же сказала Алесса, загнанная обратно в свой уголок. Хоть в этом их мнения совпадали.

Клаудия недовольно нахмурилась и впервые за всё время их общения обратилась к самой Хизер:

- Не ты. Алесса. Твоя истинная суть.

- Но я и есть Алесса, - ответила Хизер немного неуверенно. Да, Алесса была в ней... но вряд ли сейчас она способна была говорить. Она увидела, как просветлело лицо Клаудии, как сквозь поры бесстрастной маски проступила наивная детская радость. Похоже, женщина решила, что Хизер наконец-то пришла в себя.

Ну хорошо... раз она так думает, то не будем её разубеждать в этом. Что думаешь, Алесса? Слово тебе.

- Моя маленькая Клаудия... Сестричка...

- Алесса?! – Клаудия боялась даже шевельнуться; глаза горели восторгом. – Это ты?

Хизер перепугалась не на шутку. Не стоило давать волю сознанию Алессы ни на секунду. Как только она позволила ей выйти, поднявшаяся в голове волна чуть не захлестнула её саму. Хизер спешно собралась, не давая расползтись во все стороны мыслям, распухающим, как горячая пена. И что означали эти слова? «Сестричка»...

- Ты знаешь, как я по тебе скучала...

Клаудия сделала шаг от алтаря. Она хотела обнять её, но Хизер решительно сделала шаг назад:

- Мне не нужен новый мир. Всё хорошо и без него.

Клаудия замерла на полушаге; она не знала, с кем сейчас разговаривает, и не знала, что делать. Поколебавшись, она с горечью выдавила:

- Но ты сама говорила это - «мир должен быть очищен»...

- Я этого не хочу, - отрезала Хизер и с удивлением заметила, что давно забыла держать собеседницу на прицеле. Когда она осознала это, ей не сильно захотелось снова размахивать «Ремингтоном».

- Алесса, ты не хочешь счастья? – от потрясения Клаудия забыла даже о своей манере жестикулировать руками. – Ты стала слепа к страданиям этого мира? Ты не хочешь спасения, которое подарит нам Бог?!

- Нет, не хочу! – закричала Хизер, уже не пытаясь замаскироваться под Алессу. – Не хочу! Как ты не понимаешь? Страдание всегда сопутствует жизни, и тебе нужно научиться с этим... жить...

Она застонала, почувствовав, что в животе нечто снова пришло в движение, пиликая ржавой пилой. Боль возрастала, и с каждой секундой Хизер всё труднее было говорить:

- Если хочешь... живи сама в своём придуманном мире... но никто не давал тебе права рушить жизнь других...

В желудке образовался огненный комок, силящийся пролезть наверх, на свободу, разрывая горло. Хизер и рада была бы выплюнуть его, но комок застревал глубоко внизу, не втискиваясь в размеры горла. Разноцветная мозаика на алтаре начала пульсировать красным огнём. Падая на колени, Хизер выплюнула из последних сил:

- И я... никогда... не прощу тебе смерть отца, слышишь?

Клаудия грустно посмотрела на девушку, корчащуюся на полу:

- Я только хочу спасти человечество. А для этого есть только один путь. Рождение Бога.

- Никто... не просил тебя... самовлюблённая ведьма...

Хизер согнулась пополам и с остервенением давила на живот, чтобы расплющить, уничтожить то, что причиняло ей боль. Но боль не прекращалась, она становилась сильнее и распространялась по всему телу, заставляя вены звенеть от натуги и сворачиваться синими узлами. Сквозь непрекращающееся гудение проводов под зимней вьюгой она услышала голос Клаудии:

- Бог в тебе растёт. Ты ненавидишь меня, да?

Бог питался ненавистью. Хизер это знала. Клаудия того и хотела – чтобы она ненавидела её всё больше и больше, и зародыш Бога набирал силу, дабы вырваться из её чрева в этот мир. Хизер ничего не могла с собой поделать. Даже когда тело горело потрескивающим жадным огнём, она не могла забыть об отце и о луже крови на коврике под его ногами. Ненависть к убийце взрывалась новой порцией во имя рождения Бога.

- Будь... ты... прок... прокля...

Это был предел. Боль пошла на убыль, смялась в обугленный комок бумаги и разлетелась чёрным пеплом. Мозаика над головой, расцветшая невыносимо яркими красками, посерела и стала нечётким размытым прямоугольником. Теряя сознание, Хизер услышала, как Клаудия тихо сказала:

- Это хорошо.

Шаги удалялись. Хлопнула дверь. Клаудия ушла, оставив Хизер лежать у подножия лакированного церковного органа и плакать от бессильной злости. Она ушла в беспамятство, а когда пришла в себя, то увидела, что, кроме неё, в церкви никого нет.

На мозаике была женщина, слепленная из разноцветных кусочков стекла. Хизер смотрела на неё снизу вверх, и в голове навязчиво крутилась картина – как она, совсем маленькая и ничего не понимающая, стоит на коленях перед этим самым алтарём. Стоит не по своей воле – её заставляют поклоняться божеству, и в затылок упирается чьё-то тяжёлое дыхание. Она сосредоточенно шептала выученные наизусть слова молитвы, прося милости у Того, кто выше, но про себя мечтала о том, чтобы уйти из церкви, запереться в своей комнате и не слышать монотонной речи проповедника. Там, где её никто не побеспокоит...

Хизер была здесь раньше. Она помнила этот алтарь, который впитал в себя многие мольбы к невидимому Богу и так ничего и не ответил; закрывая глаза, она видела всё помещение, но во внутреннем взоре на скамьях сидели люди, склонившие головы, и тревожно звенел орган.

Конечно, с тех пор, как Далия Гиллеспи приволакивала на богослужение свою дочь, многое изменилось. Мозаика в те времена была не такой роскошной, и внутреннее убранство церкви оставляло желать лучшего. А сейчас всё сияло яркими красками, чистотой и благоговейным трепетом. За семнадцать вёсен культ Тихого Холма разыскал себе неплохого покровителя.

У алтаря лежала старая книга в изношенном переплёте. Хизер увидела знакомые круги на обложке. Три внутренних и два внешних. Нимб Солнца – вот как они называли его. Далия втолковывала Алессе чуть ли не каждый божий день – внутренние круги означают прошлое, настоящее и будущее, а внешние несут в себе божественную милость и воскрешение. Хизер сейчас не понимала смысл этого так же, как и Алесса тогда. Но всё же герб культа хорошо врезался в память девочки... Хизер вспомнила, с чего всё началось. С Нимба, намалёванного на зеркале туалета. Хизер тогда стёрла его, чувствуя подсознательную неприязнь, но это не помогло. Нимб можно было стереть, а тот ужас, что он принёс с собой – нельзя. Чёртов знак стал проводником Хизер в мир кошмаров и намеревался пробыть с ней до самого конца.