Дин Кунц - Блудный сын

Перед ними пали бы все барьеры.

Они сокрушили бы всех соперников.

Новые мужчины и Новые женщины не нуждались в красоте, потому что у них была сила. Те, кто чувствовал себя беспомощным, создавали искусство; красота становилась заменителем силы, которой они не могли обладать. Новой расе такой заменитель не требовался.

И, однако, Виктор коллекционировал произведения искусства и антиквариат Старой расы. Эрика задавалась вопросом: почему? Спрашивала себя, а знает ли сам Виктор ответ на этот вопрос?

Она прочитала достаточно книг, чтобы не сомневаться в том, что писатели Старой расы назвали бы его жестоким человеком. Но коллекция произведений искусства, собранная Виктором, давала Эрике надежду, что в нем, глубоко внутри, оставалась сердцевина жалости и нежности, которая при должном подходе еще могла проявить себя.

Не покидая большую гостиную, Эрика подошла к полотну Яна ван Гейсума, [36] Гейсум (Хейсум) Ян ван (1682–1749) — нидерландский живописец. датированному 1732 годом. И за это застывшее мгновение жизни Виктор заплатил миллионы.

На картине белые и пурпурные ягоды винограда могли брызнуть соком от самого легкого прикосновения. Спелые персики и сливы, казалось, светящиеся изнутри, раскатились по столу, ласкаемые солнечным светом.

Художник реалистично выразил красоту созревших плодов, но одновременно и очень тонко дал почувствовать, как эфемерна, сиюминутна красота даров природы.

Зачарованная гением Гейсума, Эрика, однако, подсознательно слышала какое-то поскребывание. Звук этот становился все громче и наконец отвлек ее от картины.

Повернувшись, чтобы оглядеть гостиную, она сразу увидела источник звука. Как пятиногий краб, лишенный глаз, по старинному персидскому ковру кралась отрубленная кисть.

Детектив Дуайт Фрай жил в бунгало, так заросшем плющом, что под зеленью скрылись крыши и самого дома, и крыльца. На каждом окне стояли ящики с цветами, всю северную стену занимала решетка с виноградными лозами.

Лужайку перед бунгало не выкашивали многие недели, половицы крыльца ходили под ногами. Бунгало в последний раз красили лет десять назад.

Если Фрай арендовал дом, владелец ему попался очень прижимистый. Если дом принадлежал Фраю, он слишком пренебрежительно относился к своей собственности.

Входная дверь была распахнута.

Сквозь сетчатую дверь Карсон видела грязно-желтый свет, просачивающийся из кухни. Кнопки звонка не нашла, поэтому постучала, потом постучала громче, крикнула: «Детектив Фрай? Эй, Дуайт, это О'Коннор и Мэддисон!» Появился Фрай, подсвеченный сзади, из кухни. По коридору шел, сильно покачиваясь, как моряк во время шторма.

Добравшись до сетчатой двери, включил свет на крыльце, моргнул.

— Что вам, говнюкам, нужно?

— А где же хваленое южное гостеприимство? — спросил Майкл.

— Я родился в Иллинойсе, — ответил Фрай. — И не следовало мне уезжать оттуда.

На нем были мешковатые брюки с подтяжками. Майка с пятнами пота открывала заросшие волосами дряблые груди, и Карсон знала, что они обязательно приснятся ей в кошмарах.

— Хирурга нашли, — сообщила она Фраю, — но нам нужно кое-что выяснить.

— Я же сказал вам в библиотеке… меня Хирург больше не интересует.

Волосы и лицо Фрая блестели, словно он опускал голову в бочку с оливковым маслом.

Принюхавшись к его дыханию, Карсон отступила на шаг.

— Мне нужно знать, когда ты и Харкер побывали в квартире Бобби Оллвайна.

Фрай покачал головой.

— Чем старше я становлюсь, тем меньше мне нравится вся эта кровища. Нынче никто никого не душит. Все только рубят и режут. Вот оно, чертово влияние Голливуда.

— Квартира Оллвайна, — напомнила ему Карсон. — Когда вы там побывали?

— Ты слушаешь меня или нет?! — рявкнул Фрай. — Я там никогда не был. Может, вы кончаете от вырванных сердец и кровоточащих внутренностей, а я в среднем возрасте стал брезглив. Это ваше дело , вот и занимайтесь им.

— Никогда не был? — переспросил Майкл. — Но тогда откуда Харкер знает о черных стенах, о лезвиях для бритв?

Фрай скривил лицо, словно хотел плюнуть, но потом спросил:

— Каких лезвий? Что это вы, девочки, несете?

— Ты чуешь правду? — спросила Карсон Майкла.

— От него ею так и разит, — ответил напарник.

— Разит? — повторил Фрай. — Это что, шутка?

— Должен сознаться, да.

— Я еще не настолько пьян, чтобы не пообщаться с вами, — пробурчал Фрай. — Сейчас открою сетчатую дверь и спущу вас с крыльца.

— Я буду тебе очень признателен, если ты не станешь с этим спешить, — ответил Майкл.

— Издеваешься, что ли?

— Похоже на то.

Карсон отвернулась от двери, направилась к ступеням.

— Пошли, нет времени.

— Но мы так мило беседуем с Болотным жителем, — запротестовал Майкл.

— Опять шутка, а? — пожелал узнать Фрай.

— Именно так. — И Майкл последовал за Карсон.

Перебрав в памяти свои встречи с Харкером за последние пару дней, Карсон пулей бросилась к автомобилю.

Привязав запястья и лодыжки Дженны к самодельному столу для вскрытий, Джонатан Харкер воспользовался ножницами, чтобы избавить ее от одежды.

Влажным ватным шариком мягко стер кровь с лица около левой ноздри. Кровотечение уже прекратилось.

Всякий раз, когда она начинала просыпаться, он использовал пластиковую бутылочку с мягкими стенками, чтобы выжать две-три капли хлороформа на ее верхнюю губу, под ноздри. Вдыхая пары быстро испаряющейся жидкости, Дженна тут же отключалась.

Когда женщина уже лежала перед ним обнаженной, Джонатан начал щупать ее, где хотел, чтобы посмотреть на свою реакцию. Вернее, на отсутствие реакции.

Секс, не связанный с продолжением рода, был единственным средством, с помощью которого члены Новой расы снимали напряжение. Они отдавались друг другу по первому требованию, с той степенью покорности, какую даже самые либеральные представители Старой расы нашли бы шокирующей.

Они могли заняться сексом где угодно и как угодно. Для стимуляции желания им не требовались эмоции, нежность, красота.

Их желание не имело ничего общего с любовью, являлось лишь потребностью.

Молодые мужчины совокуплялись со старыми женщинами, старые женщины — с молодыми женщинами, юные девушки со стариками, тощие с толстыми, прекрасные с уродливыми, в любом сочетании, с единственной целью — удовлетворить себя, без всяких обязательств перед партнером, без всяких чувств, без мысли о том, что секс может перейти в более длительные отношения.

Более того, личные отношения между членами Новой расы не поощрялись. Джонатан даже подозревал, что они созданы так, что просто неспособны на взаимоотношения, которые практиковала и развивала Старая раса.