Стивен Кинг - Исход (Том 1)

— Знаешь, что говорится в Библии о таких людях? — спокойно спросил Флегг. — Там сказано, что возвеличившиеся должны быть унижены, богатые — разорены, а упрямцы — сломлены. И знаешь, что там сказано о таких, как ты, Ллойд? Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. И там же сказано, что блаженны нищие духом, ибо они узрят Господа.

Ллойд согласно кивал. Кивал и плакал. На мгновение ему даже показалось, что вокруг головы Флегга образовался сияющий нимб, настолько яркий, что если бы он смотрел на него дольше, то сжег бы глаза. Затем сияние исчезло… как будто его вообще здесь никогда не было, да его и не должно было быть, потому что Ллойд по-прежнему отлично видел в темноте.

— Пока ты не слишком умен, — произнес Флегг, — но ты первый. И у меня такое чувство, что ты можешь стать очень преданным. Ты и я, Ллойд, мы отправимся очень далеко. Для таких людей, как мы, наступили отличные времена. Для нас все только начинается. Единственное, что мне от тебя нужно, это слово.

— С-слово?

— Что мы будем всегда вместе, ты и я. Никаких отречений и предательств. Никаких засыпаний, на посту. Очень скоро появятся и другие — они уже в дороге на запад, — но пока есть только мы. Я дам тебе ключ, если ты дашь мне клятву.

— Я… клянусь, — сказал Ллойд, и слова, казалось, зависли в воздухе, странно вибрируя. Он прислушался к этой вибрации, склонив голову на бок. Он почти видел эти два слова — мрачно сияющие, так отражается северное сияние в глазах мертвеца.

Но он забыл о них, когда ключ стал поворачиваться в замочной скважине. А в следующее мгновение замок упал к ногам Флегга. Серый дымок вился из замочной скважины.

— Ты свободен, Ллойд. Выходи.

Не веря собственным глазам, Ллойд нерешительно потрогал прутья решетки, как будто опасался обжечься о них; и в самом деле, они действительно казались теплыми. Когда Ллойд толкнул дверь, та легко и беззвучно поддалась. Он уставился в горящие глаза своего спасителя.

Что-то было положено в его руку. Ключ.

— Теперь это твое, Ллойд.

— Мое?

Флегг обхватил пальцы Ллойда и сомкнул их вокруг ключа… и Ллойд почувствовал, как предмет шевелится внутри его кулака, как он меняется. Хрипло всхлипнув, Ллойд раскрыл ладонь. Ключ исчез, а на его месте оказался черный камень с красной прожилкой. Он поднял камень вверх, переворачивая его то так, то этак. Камень превращался то в ключ, то в череп, а потом снова в окровавленный полузакрытый глаз.

— Мой, — сам себе ответил Ллойд. Теперь он уже без посторонней помощи сомкнул кулак, сильно сжимая камень.

— Может быть, нам стоит пообедать? — спросил Флегг — Сегодня ночью нам предстоит продолжительное путешествие.

— Обед, — произнес Ллойд — Отлично.

— Нам нужно очень многое сделать, — счастливо сказал Флегг. — И нам нужно действовать очень быстро. — Они вместе направились к лестнице, мимо мертвых, лежащих в своих камерах. Когда Ллойд качнулся от слабости, Флегг поддержал его, схватив за руку. Ллойд взглянул в это усмехающееся лицо, и взгляд его выражал не просто благодарность. Он смотрел на Флегга с выражением еще не осознаваемой любви.

Ник Андрос забылся тревожным сном на диване в кабинете шерифа Бейкера. На нем были только плавки, все тело было мокрым от пота. Последнее, о чем он подумал, погружаясь в тяжелый сон, было то, что к утру он умрет: темноликий мужчина, постоянно преследующий его в ночных кошмарах, каким-то образом пробьет тончайший барьер сна и овладеет им.

Это было странно. Глаз, который Рей Бут погрузил во мрак, проболел два дня. Затем, на третий, чувство, что огромный кронциркуль вонзился ему в голову, поблекло и превратилось в тупую боль. Теперь этим глазом он видел только серое расплывчатое пятно, серую кляксу, в которой иногда двигались тени и формы, или казалось, что движутся. Но не поврежденный глаз убивал его; это делала огнестрельная рана в ноге. Он не продезинфицировал рану сразу. Боль в глазу была настолько сильной, что он не замечал ничего другого. Пуля задела правую ногу, оцарапав от бедра до колена; на следующий день он нащупал отверстие от пули в брюках с некоторым удивлением. А еще на следующий день, 30 июня, края раны покраснели и все мышцы ноги начали невыносимо болеть.

Ник, доковыляв до кабинета доктора Соумса, отыскал там бутылку с перекисью водорода. Он вылил содержимое бутылки на рану — она была длинной, около десяти дюймов. Это был именно тот случай, когда сарай закрывали на замок после кражи лошади. К тому времени уже вся правая нога ныла, как гниющий зуб, а под кожей Ник видел предательские красные кровяные линии, отходящие от присохшей сверху раны и несущие с собой яд. Первого июля он снова отправился в кабинет доктора Соумса и перерыл весь шкафчик с медикаментами в поисках пенициллина. Отыскав упаковку, после мгновенного колебания он проглотил содержимое двух упаковок. Ник прекрасно понимал, что умрет, если его тело отвергнет пенициллин, но подумал, что альтернативой может стать еще более ужасная смерть. Инфекция прогрессировала. Пенициллин не убил его, но и заметного улучшения также не последовало.

Вчера к полудню у него поднялась температура, к тому же он подозревал, что бредил. У Ника было много еды, но есть абсолютно не хотелось; единственное, чего он хотел, это пить стакан за стаканом чистую воду из холодильника, стоящего в кабинете шерифа. Вся вода была почти выпита, когда он заснул (или потерял сознание) вчера вечером. Ник не представлял, где сможет достать еще воды. Но, пребывая в состоянии лихорадки и бреда, он не слишком беспокоился об этом. Очень скоро он умрет, и больше ни о чем не нужно будет беспокоиться. Ник не сходил с ума при мысли о смерти, но сама идея, что он перестанет ощущать боль и беспокойство, несла в себе огромное облегчение. Нога болела, горела и ныла.

Сон его в дни и ночи после убийства Рея Бута вовсе перестал походить на сон. Его сновидения превратились в какое-то наваждение. Казалось, все, кого он когда-либо знал в своей жизни, вернулись под занавес. Руди Спаркмен, указывающий на белый лист бумаги: «Ты как пустая страница». Его мать, барабанящая подушечками пальцев по линиям и кружочкам на другом листе бумаги: «Здесь написано Ник Андрос, милый. Это ты». Джейн Бейкер, уткнувшая лицо в подушки и всхлипывающая: «Джонни, мой бедный Джонни». В его снах доктор Соумс снова и снова просил Джона Бейкера снять рубашку, и снова и снова Рей Бут повторял: « Держите его… я сровняю его с землей… сосунок ударил меня… держите его». В отличие от других снов, когда-либо виденных им, Нику не нужно было читать в них по губам. Он мог слышать, что говорят люди. Сны эти были потрясающе яркими и живыми. Они бледнели, когда боль в ноге выносила его на поверхность и приближала к пробуждению. Затем, когда он снова погружался в сон, возникала новая сцена. В ней участвовали люди, которых он никогда ранее не видел в своих снах, и это были сны, которые Ник, просыпаясь, помнил наиболее отчетливо.