Стивен Кинг - Исход (Том 2)

И люди говорили следующие три часа. После полуночи некоторые ушли, но таковых было немного. Как подозревал Ларри, это не предвещало ничего хорошего. Было много безумных предложений: бомбардировка и/или запуск собственной ракеты с ядерной боеголовкой, переговоры на высшем уровне, предложение направить отряд уничтожения. Практических идей было мало.

В последний час люди вставали один за другим и пересказывали собственные сны, казалось, к нескончаемому удивлению присутствующих. Стью это снова напомнило бесконечные мальчишечьи базары о сексе, на которых он присутствовал (в основном в роли слушателя), будучи подростком.

Глен был удивлен и растроган возрастающим желанием собравшихся говорить в атмосфере возбуждения и взволнованности, сменившей тупое безразличие, царившее в начале собрания. Огромный катарсис, требовавшийся давным-давно, наступил, и он тоже напоминал разговоры о сексе, но совсем по-другому. Они говорили как люди, думал он, долгое время хранившие в тайне свою вину, неадекватно оценивавшие собственное поведение и вдруг открывшие, что высказанные вслух эти вещи вполне обычны. Когда внутренний ужас, посеянный во сне, завершился жатвой в этом словесном марафоне, он стал более управляемым… возможно, даже побежденным.

Собрание закончилось в половине второго ночи, и Глен, уходя с него вместе со Стью, впервые после гибели Ника почувствовал себя хорошо. Он уходил с чувством, что они сделали первый важный шаг для самих себя в той битве, которая им еще только предстояла.

Он ощутил надежду.

Электричество включили в полдень пятого сентября, как и обещал Брэд.

Оглушительно взвыла сирена на здании окружного суда, заставив испуганных людей выскочить на улицы и вглядываться в безоблачное небо в ожидании появления самолетов темного человека. Некоторые попрятались в подвалах, где и оставались, пока Брэд не нашел выключатель и не отключил сирену. Тогда они, с пристыженными лицами, выбрались наружу.

На Уиллоу-стрит возник пожар, и дюжина добровольных пожарных быстро потушила его. Крышка люка взлетела в воздух на перекрестке Бродвея и Уолнат-стрит, пролетела почти полсотни метров и рухнула на крышу магазина игрушек, как заржавевшая погремушка великана из сказки.

В этот день, названный Днем Электричества, произошел один смертельный случай. По неизвестным причинам взорвался автомагазин на Перл-стрит. Рич Моффет сидел в это время на крыльце дома напротив с бутылкой «Джек Дэниел» в руках, когда отлетевшая железная боковина ударила его, моментально убив. Теперь он уже не будет бить витрины.

Стью находился рядом с Франни, когда на потолке ее палаты зажужжали флюоресцентные лампы. Он смотрел, как они мигали, мигали, мигали, а потом загорелись нормальным, таким знакомым светом. Стью, не в силах отвести взгляд, зачарованно смотрел на них минуты три. Когда он снова взглянул на Франни, ее глаза блестели от слез.

— Франни? Что случилось? Тебе больно?

— Из-за Ника, — всхлипнула она. — Как это несправедливо, что Ника нет в живых и он не может увидеть. Поддержи меня, Стью. Я хочу помолиться за него, если смогу. Я хочу попробовать.

Он поддерживал ее, но не знал, молится ли Франни. Неожиданно он почувствовал непреодолимую тоску по Нику и ненависть к Гарольду — такую сильную, как никогда прежде. Франни была права. Гарольд не только убил Ника и Сьюзен; он украл у них свет.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Франни, ш-ш-ш.

Но она еще долго плакала. Когда слезы высохли, он нажал на кнопку, чтобы приподнять верх ее кровати, и включил настольную лампу, чтобы она могла читать.

Стью медленно просыпался — кто-то тряс его за плечо. В уме он медленно перебирал, казалось, нескончаемый список имен людей, которые могли прервать его сон. Его мать, говорящая, что пора вставать, топить печь и собираться в школу. Мануэль, вышибала из публичного дома в Нуэво Ларедо, сообщающий, что время за двадцать долларов истекло и нужно заплатить еще двадцать, если он хочет остаться на всю ночь. Сестра в белом комбинезоне, желающая измерить ему давление. Это могла быть Франни.

Это мог быть Ренделл Флегг.

Последняя мысль была как ушат холодной воды, выплеснутой ему в лицо. Но это были вовсе не эти люди. Это был Глен Бейтмен, рядом с ним вертелся Кин.

— Ну ты и спишь. Тебя из пушки не разбудишь, Восточный Техас, — произнес Глен, показавшийся расплывчатой тенью в почти абсолютной темноте.

— Для начала мог бы включить свет.

— Знаешь, я совсем забыл об этом.

Стью включил лампу, зажмурил глаза от яркого света, затем взглянул на будильник. Было без четверти три.

— Что ты здесь делаешь, Глен? Я спал — это на тот случай, если ты не заметил.

Поставив будильник на место, Стью внимательно посмотрел на Глена. Тот выглядел бледным, испуганным… и старым. Глубокие морщины избороздили его лицо.

— В чем дело?

— Матушка Абигайль, — тихо произнес Глен.

— Умерла?

— Прости Господи, я почти желаю, чтобы это было так. Она очнулась. И зовет нас к себе.

— Нас двоих?

— Нет, пятерых. Она… — Голос его дрогнул, становясь хриплым. — Она знает, что Ник и Сьюзен погибли, и то, что Фран в больнице. Не знаю, каким образом и откуда, но она знает.

— И она зовет к себе Комитет?

— То, что от него осталось. Она умирает и хочет кое-что сообщить нам. И я не знаю, хочется ли мне услышать это.

Ночь была холодной — не просто прохладной, а именно холодной. Куртка, которую Стью вытащил из шкафа, оказалась очень кстати, и он застегнул ее до самого горла. В небе над головой висел морозный месяц, напомнив ему о Томе, который должен был вернуться назад, когда луна станет полной. Сейчас луна была в первой четверти. Только одному Богу известно, в каком месте смотрит луна на Тома Каллена, Дайану Юргенс и Судью Фарриса. Бог знал, что она смотрит и на странные события, происходящие здесь.

— Первым я разбудил Ральфа, — сообщил Глен. — Попросил его пойти в больницу и привести Фран.

— Если бы врач считал, что ей можно вставать, он отпустил бы ее домой, — раздосадованно заметил Стью.

— Но это же особый случай, Стью.

— Для человека, не желавшего прислушиваться к тому, что хочет сказать старая женщина, ты слишком торопишься добраться до нее.

— Я боюсь не успеть, — ответил Глен.

В десять минут четвертого к дому Ларри подъехал «джип». Дом был залит светом — не от газовых ламп, а ярким электрическим светом. Каждый второй фонарь тоже горел, не только здесь, на Столовой горе, но и по всему городу, и Стью всю дорогу, как очарованный, смотрел на них, пока они ехали на «джипе» Глена. Последние летние мошки, вялые от холода, вились вокруг стеклянных шаров.

Они уже выходили из «джипа», когда из-за угла появился старенький грузовичок Ральфа. Стью бросился к дверце, за которой сидела Франни, облокотившись спиной на диванную подушку.