Олег Северный - 2012. Танго для Кали

— Ты как слепой котёнок, думающий, что он грозный лев, — осадил её Чёрный. — До сих пор думающий! Лиза, скромнее надо быть. Даже при таких покровителях.

— Если тебе удобней думать про меня, как про котёнка, то, конечно, думай. Хоть кто-то так думать будет, по крайней мере. Ты знаешь моих покровителей? Или сделал выводы из моих слов? — Похоже, она всё же обиделась. Не беда, ей действительно не повредит скромность.

— Конечно, знаю. — Он запустил пробный шар. — А вот знают ли твои покровители, с кем они разговаривали?

— Думаю, что да. Неудивительно, что ты меня котёнком считаешь. Когда я без поддержки и просто человек — я проще в сто раз.

— Хорошо, что знают.

— Иначе бы, думаю, на связь не вышли. Им нужно было слить инфу либо показать тебе моё второе лицо.

— Тогда может оказаться возможным более осмысленный разговор.

— Я тоже так думаю. Инфу сливали всё равно с большой опаской, не знаю, заметил ты или нет. Такое впечатление, что одна сторона сливала то, что знает, другой стороне, ибо только так они могут спасти ситуацию. Сотрудничество.

— Возможно. — Антон старался отвечать как можно более аккуратно.

— Происходят большие дела, если сильные не будут дружить, всё погибнет.

— Это новость?

— Смысл мира — в равновесии. Если оно будет окончательно нарушено, последует самоликвидация.

— Это именно то, о чём я пытался сказать год назад. А какая роль в этом водевиле отводится Лизе?

— Лиза не желает брать на себя ответственность за участие во всеобщем водевиле и пытается быть скромнее, чем есть на самом деле, и стушеваться с массами людей.

— Цели? — Скажет или нет? Что хотят получить стоящие за ней Силы?

— Боюсь предположить.

— А здесь не надо бояться.

— Для начала Лизе надо избавиться от тех, кто воспитывает в ней человеческое начало и подпитывает видимость, как ты выразился, слепого котёнка. Это не так, и Лиза уже прекрасно в курсе. Хотя можно было бы и раньше додуматься до этого, масса поводов задуматься уже была.

— Долго возились со скромной девочкой?

— Принципиальное отличие скромной девочки от многих в том, что она белый лист бумаги. Нескончаемый, рисовать на нём можно вечно. Поэтому лучшим решением было взрастить и отселить сущность в семейство себе подобных. Аристу.

— Испортили девку! — съязвил Антон.

— Не ёрничай. Думаю, тебя самого тяготит человеческое общество, и ты бы не прочь оторваться от земли. Вышеобозначенное общество только ползает, но не летает, вполне логично, что хочется его скинуть со своего пути.

— Не так грубо. У меня более глобальные задачи.

— Те, кто летает, — летают с детства. Это не приобретённая тема.

— А именно — удержать равновесие.

— Твои задачи не могут быть глобальными, покуда ты сам на земле стоишь обеими ногами.

— Именно поэтому я и на Земле.

— Те, кто летает, — не нуждаются в сотрудничестве или партнёрстве, но их обществом дорожат постоянно. Те, кто стоит на земле, всё ещё хотят продолжать зачем-то свой род, а те, кто летает, просто свободны от человеческих стереотипов, и им проще избавиться от источника человеческой заразы, просто перекрыв с ним общение.

— На людях стоит метка Матери, и Человечество выбрано не просто так. Стоит над этим подумать.

— Метка стояла несколько тысячелетий назад и на динозаврах, — фыркнула Ариста. — Об этом тоже стоило бы подумать.

— Мы говорим о настоящем времени.

— Ни индиго, ни следующее поколение не в состоянии спасти то, что уже происходит. Человечеству просто нельзя дарить людей света в пользование. Оно превращается во всеобщее использование и в полную перекачку энергии в особняки и машины — как раз то, что первое провалится в грешную землю.

— Да… Человечество не хуже и не лучше многих других. Оно просто есть.

— Лучшие создания мучаются десятилетиями. По причине того, что окружающие были настолько глупы, что так и не поняли, что им хотели донести. Лучший выход из ситуации — просто воспитывать кланово иных.

— Допустим. Такова их судьба.

— Лучший выход из ситуации — чётко разделять иных и людей.

— Это называют нацизмом.

— На языке людей. Как всегда, очень ограниченно, ну да ладно, я уже привыкла. Ладно, мне пора. До связи.

Ариста закончила разговор. Антон вертел кэпэкэшку в руках, обдумывая, что он ему дал. Его попытались завербовать — он отказался. Надо же, Чёрный — защитник Человечества. Он рассмеялся, вспомнив одно из именований Калиостро. Но ему дали понять, что контакт будет продолжен. Неужели они рассчитывают заполучить его так легко? Странное самомнение. Он достал с полки очередной толстенький том, потянулся зажечь палочку благовоний и не нашёл: небольшой запас, что был в кабинете, закончился. Пришлось вставать и идти в зал. В зале он с удивлением уставился на запертый шкаф, потёр лоб… Ах да, он же положил ключ в карман!

— Матрёш! — Пришлось оторвать девушку от конспектов. — Не помнишь, куда я штаны убирал, в которых батареи ставили?

— В ванной должны быть. Если не постирал.

— Не, не стирал ещё.

Он потряс брошенные в ванной угвазданные до полного неприличия штаны. Из кармана действительно выпал ключ и следом за ним небольшой мешочек из чёрной кожи. Антон вспомнил, что тогда же он сунул в карман какой-то попавший под руку амулет. Он растянул завязки и вытряхнул на ладонь потемневший от времени металлический кружок с процарапанными на нём символами. Антон всмотрелся. Это была та самая загадочная «монета», которую почти двадцать лет назад принёс ему Михаил, и с которой началась вся история с контактом.

Как только Михаил понял, что его находка нумизматической ценности не представляет, в коллекцию монет не пойдёт, он утратил к ней интерес и предложил приятелю забрать её себе, коли есть охота. Тогда Антон потребовал от Миши письменного отказа от владения артефактом — предосторожность не лишняя, когда перед тобой неизвестно что. И с тех пор пантакль — он, конечно, понял, что это пантакль, но не сумел определить какой — так и лежал завёрнутым в чёрный бархат и упакованным в тесный мешок. А ведь кувшинчик-то не сам на шкаф попал, сообразил Чёрный. Похоже, Гоша этот амулет и искал, да взять не успел. Вовремя он тогда появился. А потом эта авария… Или в поездку он его с собой не брал? Как же не брал, в тех рабочих штанах и поехал, не до приличий было. Он внимательно изучал амулет.

Это была круглая медная пластинка с не слишком ровными краями, как будто у того, кто её делал, не было под рукой надфиля, или же она истёрлась от времени. В центре была чётко прорисованная гексаграмма — Звезда Давида, под ней четыре буквы древнееврейского алфавита. Над Звездой было ещё несколько непонятных символов. Оборотная сторона пантакля оказалась чистой. Миша — амулет — Седой — сантехник… Мысли неслись вскачь, как сдуревшие кони. Русская пословица гласит: «Время — око истории». Калиостро говорил… «Я говорил, — поправил себя Антон, но тут же сбился, — что он посланец таинственных и добрых сил, всегда готов прийти на помощь ближнему своему не только словом, но и делом: ибо, что такое его магические труды, как не практическое воплощение масонских заповедей о братской любви». Пантакль — символ масонский. Надо показать Матрёне! И, в конце концов, следует разобраться со всеми артефактами, которые он собрал, с той же матрицей. Странная конструкция из зеркального металла, четыре фигурные детали, пригнанные друг к другу без зазоров и свободно скользящие взад и вперёд… Он таскал её с собой много лет, не имея ни малейшего представления о её происхождении и назначении.