Ян Валентин - Звезда Cтриндберга

Он пересчитал еще раз. Нет, где-то он ошибся.

Он перевернул страницу. На обратной стороне были указаны фамилии:

К. Фляйшнер – Ф. Хабер – Я. Янсен – М. Трухильо – Н. Вайс – Й. Майер – Э. Янсен

Фляйшнер, Хабер… Я. Янсен?

Дон быстро перевернул страницу, поймав на себе жесткий взгляд Литтона. Литтон? Янсен? Он что, сменил фамилию?

Там был еще кто-то с фамилией Янсен… Дон посмотрел на обороте.

Нижний ряд, третья слева. Именно так, Э. Янсен.

Молодая женщина, светлые волосы… хорошо бы посмотреть в лупу… Здесь же была лупа… вот она. Третья слева, стыдливо сведенные колени, лицо, холодные глаза… и невероятно похожа… Э. Янсен – Эва Янсен !

Эва…

Дон почувствовал на шее теплое дыхание. Адвокат подошла так тихо, что он и не слышал.

– Я вышла замуж за Странда через два года после этого снимка. Он был шведом. Умер в 1961 году.

Дон не повернулся к ней. Он представил себе комнату для допросов в Фалуне. Ему еще тогда показалось, что адвокат из адвокатского бюро «Афцелиус» кого-то ему напоминает. Только теперь он понял кого. Снимки в вечерних газетах, где сфотографирован вынесенный из шахты труп. Эти длинные волосы, похожие на ореол святого…

Эва Странд была как две капли воды похожа на человека, которого, если верить письму, найденному в могиле Мальро, звали Улаф.

Улаф Янсен ?

Снегопад за окном перешел в кромешную вьюгу. Свет прожекторов с трудом пробивался через бешеную круговерть снежных хлопьев, постепенно залепивших окна капитанской каюты. Все это создавало странное ощущение, что обитатели каюты уже не подчиняются законам времени и пространства, а существуют сами по себе, в другом измерении, где вчерашние, сегодняшние, а может быть, и завтрашние события разыгрываются одновременно. Дон посмотрел в окно и ничего не увидел, кроме расплывчатых светлых пятен показавшихся ему очень далекими прожекторов и отражения собственного сутулого силуэта. За спиной маячила совсем уж неясная, похожая на привидение фигура Эвы Странд.

Стараясь не смотреть Эве в глаза, он вернулся к столику, где все еще стояла горелка, и опустился в кресло.

Старик уже накинул на плечи свою шубу и собрался уходить. Краем глаза Дон заметил, что Эва задержала его и между ними состоялся тихий, но бурный испанский диалог. Дон вслушался, ничего не понял и прекратил свои попытки.

Он откинулся на спинку дивана и вновь вызвал в памяти фотографии из вечерних стокгольмских газет.

Безжизненное лицо Улафа Янсена на носилках, на заднем плане – отверстие заброшенной шахты. Как он мог не заметить этого сходства! Те же линии висков, скул, подбородка… Но тот покончил счеты с жизнью в 1918 году и принадлежал другой эпохе.

Дон открыл глаза. Перешептывание у двери прекратилось, там теперь никого не было. Зато за спиной у него что-то зазвенело, потом послышалось знакомое бульканье.

Шаги.

– Я думаю, тебе не повредит, Дон.

Он принял из рук Эвы Странд большую рюмку водки.

– Выпей, – посоветовала она.

Он отхлебнул немного и снова откинул голову на подушку, наблюдая из-за полуприкрытых ресниц за адвокатом. Теперь он видел в ее лице только те черты, которые роднили ее с покойником из шахты.

– Значит, Улаф Янсен… он был кто? Твой дедушка?

Эва посмотрела на него долгим взглядом. Потом сказала без всякого выражения:

– Нет, Дон. Улаф Янсен – мой единственный брат.

– Что?! Как это…

Старая черно-белая фотография. Женщина среднего возраста с плотно сжатыми коленями. Надпись светилась в памяти, как загадочные слова на вратах Вавилона.

«Литтон Энтерпрайзис» – Дирекция – Буэнос-Айрес, 1936

– Последний раз я видела Улафа, когда мне было одиннадцать лет, – сказал Эва.

– Ты его видела! – в отчаянии воскликнул Дон. – Но он же покончил жизнь самоубийством сто лет назад!

Эва кивнула. В углах рта у нее появились горькие складки. Дон почувствовал, как к горлу подступает дурнота. Он закрыл глаза.

Пришел Литтон и уселся в кресло. Посидел две минуты и знаком попросил Эву подойти.

– Su amigo puede tener quince minutos. Твоему другу на сон дается пятнадцать минут, не больше. Потом придется его разбудить. Операция начинается. Мы и так опаздываем, ты это знаешь лучше меня.

– Операция… – простонал Дон, не открывая глаз.

– Догадываюсь, что вы немало удивлены, сеньор Тительман?

Старик достал из серебряного портсигара еще одну сигариллу и постучал кончиком по столу.

– Я обещал моей дочери дать вам пятнадцать минут передышки в качестве благодарности за ваши услуги. Но лучше браться за дело немедленно.

– Вашей дочери? – Дон окончательно растерялся. – Эве? Услуги?..

Агусто Литтон раскурил сигариллу и еле заметно кивнул. Дон посмотрел на него, потом на Эву, и ему показалось, что он идет на дно.

– Ну что, сеньор Тительман? – спросил Литтон, выпустив колечко дыма.

Наступило молчание. Эва села рядом с ним, взяла под руку и ласково помогла принять сидячее положение. Литтон начал нетерпеливо барабанить пальцами по ручке кресла.

– Эва, что за смысл…

Ее взгляд заставил старика умолкнуть. Она заставила Дона отпить еще немного водки.

– Так вы… – Дон тщеславно решил, что он сможет закончить вопрос, но ничего из этого не вышло.

Он еще немного подумал, ища формулировку.

– Так вы и есть Янсен? Тот самый норвежец, который похитил у Стриндберга крест и звезду? Убийца Андре?

Литтон неприязненно уставился на него.

– Отец? – Голос Эвы.

Лицо Литтона погрустнело.

– Да, да… – вздохнул он наконец. – Это правда, сеньор Тительман. Когда-то меня звали Янсен. Но эта фамилия стала со временем… как бы это сказать… эта фамилия стала балластом. Я был вынужден полностью порвать с прошлым, иначе не смог бы открыть дело.

– И почему же вы выбрали фамилию Литтон?

Старик поднял голову и закатил глаза:

– Сеньор Тительман, советую вам подумать о времени. Мы каждую минуту удаляемся от указанной лучом Стриндберга точки.

Дон поставил рюмку на стол и больше не сводил с нее глаз. Он чувствовал настоятельную необходимость найти хоть какую-то неподвижную точку в рушащемся мире.

– Значит, вы приходитесь Улафу… то есть вы утверждаете, что покойник, найденный в шахте, – ваш сын? Тот, что умер в 1918 году?

– Да… но что касается моего сына, мне не хотелось бы… это ведь не имеет прямого отношения…

Старик посмотрел на Эву. Та была неумолима. Она строго уставилась на отца – рассказывай все, как было.

– Улаф… да, Улаф… я и в самом деле любил мальчика… но…

Голос Литтона неожиданно сорвался. Казалось, он сам удивился своей слабости.

– Ты обещал, – жестко сказала Эва.

Старик затянулся несколько раз подряд, и его окутало облако желто-серого дыма. Он помолчал, видно было, что он пытается справиться с нахлынувшими воспоминаниями.