Стивен Кинг - Бессонница

И вот во время одной из таких прогулок до него впервые дошло, что нечто очень неладное произошло с Эдом Дипно — его соседом, жившим на одной с ним улице, чуть выше.

В тот день Ральф зашел намного дальше от развилки Харрис-авеню, чем обычно, возможно, потому, что тучи наползли на солнце и начал дуть пока еще слабенький, но прохладный ветерок. Ральф впал в некий транс, не думая ни о чем, не видя ничего, кроме пыльных носков своих кроссовок, пока самолет 445-го рейса «Юнайтед эйрлайнз» не пролетел низко у него лад головой, вернув его к реальности скрежещущим завыванием своих реактивных двигателей.

Он проследил, как самолет пронесся над старыми железнодорожными вагончиками и циклоновым забором, отмечавшим границу аэропорта; проследил, как самолет спланировал на посадочную полосу и выпустил голубые клубы дыма, когда его шасси коснулось земли. Потом Ральф взглянул на свои часы, увидел, что уже поздно, и, широко раскрыв глаза, уставился на оранжевую крышу «Говард Джонсон», торчавшую прямо перед ним. Да, он точно находился в трансе; он прошел больше пяти миль, совершенно утратив чувство времени.

Времени Кэролайн, пробормотал какой-то голос глубоко у него в мозгу.

Да-да; времени Кэролайн. Она сидит дома, считая минуты, пока ей можно будет принять очередную дозу дарвон-комплекса, а он — здесь, в дальнем конце аэропорта… по сути дела, на полпути к Ньюпорту.

Ральф поднял глаза к небу и в первый раз по-настоящему увидел пурпурно-синие тучи, сгущающиеся над всей территорией аэропорта. Они не означали дождя — пока, но дождь, если он все же пойдет, наверняка застигнет его; на всем пространстве отсюда до маленькой пикниковой зоны возле шоссе 3 негде укрыться, да и там, у шоссе, нет ничего, кроме маленькой будки вроде крысиного домика, вечно попахивающей пивом.

Он еще раз глянул на оранжевую крышу, потом полез в правый карман и нащупал небольшое посеребренное портмоне, которое Кэролайн подарила ему на шестидесятипятилетие. Ничто не мешало ему прогуляться до «Го-Джо» и вызвать такси… кроме, пожалуй, мысли о том, как может взглянуть на него таксист. «Глупый старик, — могут сказать ему глаза в зеркальце заднего обзора. — Глупый старик, ты забрел гораздо дальше, чем тебе можно в такой жаркий денек. Ежели бы ты плыл, то уже давно бы пошел ко дну».

Паранойя, Ральф, произнес голос в мозгу, и теперь его кудахчущий, слегка покровительственный тон напомнил ему Билла Макговерна.

Ну, может, дождь и застигнет его, а может, и нет. Как бы там ни было, он решил, что рискнет и пойдет обратно пешком.

Что, если будет не просто дождь? Прошлым летом, как-то раз в августе, выпал такой сильный град, что побил окна по всей западной стороне.

— Ну и пускай идет град, — сказал он. — Меня он так просто не побьет.

Ральф медленно двинулся обратно к городу по обочине развилки, его старые высокие кроссовки поднимали маленькие клубы пыли при каждом шаге. До него доносились первые ворчания грома на западе, откуда надвигались тучи. Солнце, хоть и скрывшееся за ними, не желало сдаваться без борьбы; оно обрамляло тучи по краям сгустками яркого золота и просачивалось сквозь случайные прорехи в облаках как обрывок луча громадного кинопроектора. Несмотря на боль в ногах и ровную, ноющую боль в пояснице, Ральф поймал себя на том, что доволен своим решением — пройтись пешком.

По крайней мере хоть одного добьюсь, думал он. Хоть буду спать сегодня ночью. Засну и буду спать как убитый.

Край аэропорта — акры мертвой коричневой травы с ржавыми заброшенными рельсами в ней, похожими на остатки какого-то старого крушения, — теперь очутился слева от него. Далеко отсюда, за циклоновым забором, ему был виден «Боинг-747», теперь уже размером с детский игрушечный самолетик, катящийся к маленькому терминалу, принадлежащему компаниям «Юнайтед» и «Дельта».

Взгляд Ральфа задержался еще на одном экипаже, на сей раз это была легковая машина, выезжавшая из терминала «Дженерал авиэйшн», который находился по эту сторону аэропорта. Машина двигалась через взлетную полосу к маленькому служебному въезду со стороны развилки Харрис-авеню. Совсем недавно Ральф наблюдал, как автомобили снуют туда-сюда через этот въезд; отсюда до парка, где собирались старые алкаши с Харрис-авеню, было всего ярдов семьдесят. Когда машина приблизилась к воротам, Ральф узнал «датсун» Эда и Элен Дипно… и разогнался тот не на шутку.

Ральф остановился на обочине. Его ладони невольно сжимались в кулаки, а маленькая коричневая машина неслась к закрытым воротам. Для того чтобы открыть ворота снаружи, нужна электронная карточка; изнутри это делается автоматически, с помощью электронного «глаза-луча», засекающего приближающийся объект. Но «глаз» установлен близко к воротам, очень близко, и при той скорости, с которой несется «датсун»…

В последний момент (или Ральфу это только показалось) маленькая коричневая машина резко затормозила, из-под ее шин повалили клубы голубого дыма, которые напомнили Ральфу приземление «Боинга-747», и ворота начали медленно откатываться по своему рельсу. Сжатые в кулаки ладони Ральфа расслабились.

Из окошка «датсуна» со стороны водителя высунулась рука и начала махать вверх и вниз, явно адресуясь к воротам — веля им поторапливаться. Было в этом нечто настолько абсурдное, что Ральф начал улыбаться. Однако улыбка исчезла, даже зубы не успели показаться. Ветерок, все еще дувший с запада, оттуда, где собирались тучи, донес истошные вопли водителя «датсуна»:

— Ты мерзавец! Ты ублюдок! Ну давай же! Давай поторапливайся, сейчас сожрешь мое дерьмо, ты, мать твою! Козел сраный! Крысиный выродок!

— Это не может быть Эд Дипно, — пробормотал Ральф, снова, сам того не замечая, зашагав вперед. — Не может быть.

Эд работал химиком в исследовательском отделении Лабораторий Хокингс во Фреш-Харборе, и Ральфу редко приходилось встречать таких добрых и приятных молодых людей. Они с Кэролайн обожали жену Эда Элен, равно как и их недавно родившуюся дочурку Натали. Визит Натали всегда бывал одним из немногих событий, которые в эти дни могли оторвать Кэролайн от ее собственной жизни, и, чувствуя это, Элен часто приносила ее. Эд никогда не жаловался. Ральф понимал, что не многие мужики были бы в восторге от того, что их благоверные бегают к престарелой чете, живущей на той же улице, каждый раз, когда малыш выкинет какой-нибудь новенький забавный фокус, тем более что бабуля в этом сюжете серьезно больна. Ральф полагал, что Эд вообще не способен послать человека к черту и не провести потом бессонную ночь, терзаясь угрызениями совести, но…

— Ты, долбаный козел! А ну шевели своей говенной задницей, Слышишь меня? Ах ты, педрила! Ублюдок паршивый!