Дарья Радиенко - Ведая, чьи они в мире…

— Ты выбрал сам? А кто говорил, что не любит иметь дела с торговцами?…

— Это осталось от матери.

Она долго молча смотрит на него. И отвечает почти неслышно:

— Разве я достойна это носить?

— Я не помню ее, она умерла, чтобы дать мне жизнь. Я знал о ней только с чужих слов… Она приняла бы тебя, как родную дочь… Если бы только…

— Не говори, — быстро шепчет она. — Не нужно!

Будто не слыша, он перебивает ее:

— Ты сама знаешь, я никогда не смогу назвать тебя моей женой. Но…

Он не привык тратить лишних слов, не привык делиться своими мыслями с кем бы то ни было, даже с нею. И даже ей не всегда удается понять, о чем он думает. За несколько лет, проведенных вместе, он ни разу не говорил ей о своей любви. Почти никогда не рассказывал о себе. Не расспрашивал о ней самой, — правда, это для нее к лучшему. Слава богам, он никогда не заговаривал о том, что она делала после ночи, в которую они встретились впервые, и до того вечера, когда пришла к нему. И никогда не спросил бы, почему она не пришла раньше — в одну из тех бесконечных ночей, когда он, измотанный болью, лежа без сна, смотрел воспаленными глазами в темноту, или в один из тех первых дней, когда он был одержим лишь одной мыслью — вновь владеть оружием, не наравне с другими, а лучше других, как было всегда, и, еще превозмогая боль, учился держать щит в изувеченной правой руке, а меч — в левой. Это давно прошло, и в искусстве боя он снова опережает многих, и теперь ему самому было бы странно вспомнить, каким нелегким это казалось вначале. Но он и не вспоминает, отринув прошедшее — не потому, что память о нем тягостна, а просто потому, что оно уже не имеет значения… И так же ни словом не дал понять, помнит ли, что она пришла не сразу… Наверно, он знал, как тяжелы ей мысли о том, что встало тогда преградой на ее пути. А может, он и правда не думал обо всем этом?… Она стала частью его жизни — и это неизмеримо много… Она всегда оставалась лишь частью его жизни — и не самой главной. Так и должно быть. Потому что не может жить ради любви к женщине тот, кто достоин звания мужчины. А будь он иным, его и не могла бы полюбить та, которая достойна называться его подругой…

Вот и сейчас он медлит, прежде чем сказать непривычные для него слова.

И так и не произносит их. Но это уже неважно.

Тьма, только черная тьма окружает нас, но будто в свете невидимого огня стоим мы двое. Время исчезло, и смерти нет, и мы смотрим друг другу в глаза.

«Когда же? Когда настанет мой срок?»

«Когда мой подарок вернется к тебе. Когда ты сможешь отдать то, что должна».

«Кому?»

«Тем, кто выше нас. Тому, чьим именем ты поклялась…»

Я возвращаюсь в реальный мир внезапно, как будто меня выдернули силой. Я в своей комнате. Очень тихо. Перед глазами дрожит огонек свечи, мерцающей на полке. Туман рассеялся, все вновь стало четким и обыденным.

Но не таким, как прежде.

Что-то неуловимо изменилось, я не могу понять, что именно. Но мне сейчас и не до того… Я долго сижу в оцепенении, пока меня не пронизывает дрожь от ледяного ветра, дохнувшего из раскрытой форточки. И только встав, словно очнувшись, я понимаю, что вокруг непривычная тишина. Не слышно тиканья часов. Они как будто остановились давно — и почему-то в то же время, что и электронные, на которых медленно гаснут застывшие цифры: 21.02…

Накануне опять выпал снег, дороги занесло, и транспорт почти не ходил, — пришлось добираться до метро пешком. Но я знала, что не могу выжидать и дня: разве можно медлить, когда речь идет о самом важном? А если завтра меня ждет то, что может произойти в любой день, — то есть смерть? Или я просто не смогу пойти по каким-то не зависящим от меня причинам? (Хотя, честно говоря, я таких причин не представляю, кроме паралича или конца света…)

Человек, с которым я договорилась о встрече, пришел вовремя. И принес то, что было мне нужно.

Описание, размещенное на сайте интернет-аукциона, выглядело так: «четыре античных монеты — Рим, III век н. э.» Вначале меня удивила цена, — я думала, что древние монеты должны стоить гораздо дороже, а здесь продавец запросил 12 долларов за все. Но, посоветовавшись с нумизматами, я узнала, что это нормально: оказывается, цена зависит не от времени выпуска, а от того, насколько редкой является та или иная монета. Такие, как эти, необработанные и выставленные на продажу «россыпью», не считаются раритетом и, соответственно, оцениваются недорого. Впрочем, что об этом говорить! Ведь еще до того, как начать поиски, я решила, что заплачу любую цену — даже если придется влезть в долги, продать все, продаться в кабалу, продать душу дьяволу… Разве может быть слишком высокой цена за то, что по-настоящему нужно?

На фото они смотрелись просто как неровные кружочки зеленоватого металла со стертым рисунком. Но когда я взяла их в руки, меня охватило странное чувство соприкосновения с прошлым…

«Тойе е ти нивть… дле нъжи…»

Теперь мне есть чем заплатить Харону: ведь тех, кто пришел без денег, он не пускает в лодку, и они обречены скитаться по берегу.

Вообще я знаю, что это верование возникло позже, под влиянием греческих мифов. Да и монеты в Риме появились через двести с лишним лет после основания Республики, а в те времена были просто медные слитки с печатью. Но все же… Что еще я должна буду отдать? Что еще может потребовать в уплату повелитель теней?

Я до сих пор не могу поверить, что это было. Хотя сейчас — когда вроде бы пришла в себя — вспоминаю все ясно и четко, до мельчайших подробностей. И так же буду помнить всегда…

Это произошло всего несколько часов назад. Вечером.

Я ждала автобуса на остановке возле трассы. Как обычно в это время, вокруг не было ни души: места здесь глухие… Но я не привыкла опасаться пустынных мест, — честно говоря, я их люблю, потому что вообще люблю быть в одиночестве. А сейчас все вокруг неожиданно напомнило другой вечер, бывший очень давно. Только сейчас весна, май, а тогда была осень. Но тогда так же плыли над землей лиловые сумерки, над горизонтом бледно светилась в дымке гаснущая полоса зари, и было слышно, как с деревьев падают капли недавнего дождя. «Я не боюсь ходить одна»…

В прохладном воздухе стояла изморось, и далекие огни расплывались в тумане, как под водой. Изредка тишину нарушал шум проносившихся машин, но я так глубоко задумалась, что не замечала его. И не сразу заметила, что одна машина остановилась рядом.