Александр Матюхин - Философия манекена

— А где я сейчас?

За спиной Арсения виднелось большое занавешенное окно, а еще был виден круглый стол с белой скатертью и одинокой пустой вазой. На больничную палату совершенно не походило.

— У одного моего друга, — подмигнул Арсений, отстраняясь, — очень хороший врач. Практикует на дому. Из наших, из манекенов.

— Пожилой? Арсений кивнул.

— А где же молодежь? Где они?..

— С молодежью проблемы, — согласился Арсений, — молодежь еще воспитывать и воспитывать. Не те порядки, не то время. Жемчужин, как ты, еще поискать. Никто не мыслит в искусстве.

— Я по этому и…

— Знаю, мой друг. Рассказали. Если бы не добрые люди из трактира, ты бы там и закончил свою жизнь, у дверей. Заметили, позвонили, я тут же примчался, слава богу, как раз в городе был, и отвез тебя к Константину Львовичу. Он тебя выходит, к сроку будешь как новенький.

— К какому сроку?

— В Доме Правления работаешь — и не знаешь? — всплеснул руками Арсений, — ну как же так? Через неделю у Президента плановое собрание. Он приедет в Дом Правления и будет общаться с депутатами и министрами. Лично!

— А разве он не работает в Доме Правления?

— Нет, он не в Доме Правления, он приезжает туда периодически, — ответил Арсений, — через неделю, вот, приедет.

— А при чем здесь я?

— При том, что мы хотим открыто заявить о работе манекеном, как об искусстве. Донести до Президента свою мысль, открыть ему глаза!

— А чем тогда занимается первый заместитель?

— Первый заместитель не всемогущий бог и денег у него не бесконечное множество. У Президента возможностей больше будет, — отозвался Арсений, — к тому же мы хотим добиться официального признания нашей работы, как культурной деятельности. Искусство должно быть искусством, а не грязной работой. Верно? Евгений неуверенно кивнул.

— И при чем здесь я? — вновь спросил он.

— Ты стоишь в центральном холле! У всех на виду! И ты лучший манекен, которого мне приходилось видеть! Конечно, Президент обратит на тебя внимание. Он просто не сможет не заметить такую тонкую красоту. Он подойдет ближе, будет разглядывать тебя, и в этот момент ты спустишься и торжественно вручишь ему нашу книгу. Книгу манекенов. Помнишь, я тебе рассказывал о ней?

— Припоминаю. Ни разу ее не видел.

— Потому что найти ее нелегко. Это как библия для манекенов. Вся сущность нашего искусства описана там. С самих азов! Президент возьмет ее, и ты попросишь его прочитать и сделать выводы.

— И он прочтет и сделает выводы?

— Непременно.

— Как-то легко у тебя все получается.

— Поверь мне, нелегко. Это всего лишь верхушка айсберга. Мы не первый год стараемся придать манекенам положенный им статус, и только сейчас выпал по-настоящему удачный шанс… Поможешь? Он цепко ухватил своей рукой руку Евгения.

— Ты же понимаешь, как это нелегко — видеть вокруг презрение и ненависть глупых людей, не иметь ни перспектив, ни творческого роста. Одни только деньги ничего не решают. Высокая зарплата ничто против настоящего искусства.

— Я тоже так считаю, — вдохновился Евгений, — я также говорил этим… этим остолопам из трактира. но они не слушали меня, не хотели слушать! Им подавай только деньги, деньги, деньги!..

— Вот видишь! Ты прекрасно меня понимаешь! Ты настоящий манекен! Вот поэтому я боюсь того, что ты не выздоровеешь до приезда Президента. Ты и только ты можешь поднять нашу культуру с колен! Это же История! Это, если хочешь, переломный момент для души каждого манекена, для души каждого человека нашей страны!

Разгоряченный, и от этого вспотевший, Арсений с силой сжал пальцы Евгения, до боли, но Евгений, не менее разгоряченный, ничего не заметил. Ему казалось, что он только что понял свое предназначение в этой жизни, свою цель. Именно для этого он ночами стоял перед зеркалом, работал в булочной, оттачивал мастерство. Именно его душа должна будет привлечь внимание Президента и изменить жизнь манекенов к лучшему. А ведь это действительно История с большой буквы.

Однако Евгений был еще не совсем здоров, и боль в груди вновь настигла его. Евгений поморщился, желчь подступила к губам.

— Позже, позже, — резко оборвал сам себя Арсений, — отдыхай, мой друг. Я приду завтра и мы все обсудим. Отдыхай, высыпайся, набирайся сил. И подумай о моем предложении. Я не настаиваю, но такой шанс выпадает раз в жизни. Это будет просто… просто, ну ты понимаешь, великолепно!

— Великолепно, — повторил Евгений, хотя сейчас слова выходили из него с огромным трудом.

— Все, я зову Константина Львовича! — Арсений суетливо пробежал к двери, исчез из комнаты, а вместо него почти мгновенно появился большой широкоплечий мужчина с густой седой бородой, в маленький круглых очочках, за которыми разглядеть его глаза было совершенно невозможно. Константин Львович не суетился и делал свое дело с неторопливым профессионализмом. Он положил Евгению на лоб холодный компресс, он дал Евгению выпить какой-то горькой жидкости, он проверил пульс, он поправил одеяло и велел поспать. После чего Константин Львович вышел и вновь появился Арсений. Опираясь на клюку, тот подошел к кровати, склонился и пожелал скорейшего выздоровления.

— Ты отдыхай, отдыхай, — вторил он, поглаживая край одеяла, а затем махнул на прощанье рукой и исчез за дверью до следующего утра.

Выздоравливал Евгений быстро и к началу следующей недели смог выйти на работу. Место Революционера на время его болезни занял какой-то совершенно непрофессиональный юнец, нанятый наспех, без подготовки. Поза его была не ровна, везде виделись недочеты и неуверенность. Евгений брезгливо оглядел его с ног до головы, затем направился в свой тесный кабинетик, готовится.

Первый рабочий день дался ему не очень легко: ныла спина, и правую ногу все еще сводило судорогой, но он в какой-то степени даже наслаждался болью, ведь это была заслуженная, этакая рабочая боль. Боль возвышала его. А еще подстегивала.

Мимо сновали постоянно чем-то озабоченные и озадаченные депутаты и министры. С портфелями и без, лысеющие и рыжие, в пиджаках и белых рубашках, иногда с галстуками, а иногда с застегнутыми до самой верхней пуговки воротниками. Мало кто поднимал глаза, чтобы посмотреть на привычную фигуру Революционера. Мало кто заметил, что место непрофессионального юнца занял новый манекен. И это злило, невыносимо злило. Хотелось спуститься и спросить — а разве ваша работа чем-то лучше? Разве вы делаете что-то другое? Готов поспорить, что бездельничаете вы постоянно. И спина у вас не болит после работы, и в обморок вы не падаете от недоедания и переутомления, и ваши родственники не спят в однокомнатной квартире вчетвером, а сестра не приводит молодого ухажера на кухню, потому что другого места для свиданий попросту нет. И в чем же тогда справедливость? Почему презирают и унижают тех, кто действительно работает, кто всего себя отдает людям, а тех, кому наплевать на все вокруг, кроме собственной жажды наживы, тех любят, тем поклоняются, тех боятся?