Джесс Невинс - Мистические города

Чья-то рука мягко сжала ее плечо. Мариям подняла глаза и увидела перед собой искалеченное лицо Джахиры, успевшей угнездиться на подушках рядом с Мариям. Вблизи рана выглядела во сто крат ужаснее, чем на расстоянии.

— Пожалуйста, — произнесла Джахира, — позвольте мне объяснить.

Мариям уставилась на пустую глазницу, а затем на здоровый глаз, подобно сапфиру, горевший незамутненным, ярким светом. Только сейчас Мариям заметила толстый слой косметики, который Джахира нанесла на единственный глаз, чтобы подчеркнуть его красоту. Губы накрашены, на щеках румяна, веко обведено черным карандашом и покрыто тонким слоем золотистой пудры.

Мариям проглотила остатки медовой водки.

— Вы подруга Хаптета? — спросила Джахира.

Мариям кивнула, сразу же заинтересовавшись, кем приходится ему эта женщина. «Любовницей? Вряд ли. Может, сестрой?»

— Мой глаз, — начала она, указывая на выступающие розовые рубцы, — это моя дань.

— Что?

Женщина открыла рот, приготовившись объяснить, но ее слова утонули в гвалте, поднятом верблюдами, стреноженными в нескольких метрах от входа. Мужчины перекрикивались друг с другом через низкие столики и разноцветные подушки. Мариям посмотрела на Хаптета, тот в свою очередь следил за людьми с материка, которые вскочили и устремились к рассерженным животным с такой заботой и вниманием, будто им предстояло успокоить обиженного ребенка.

— Обычно мы не обсуждаем такие вещи с чужаками, — заметил Хаптет позже, когда они с Мариям прогуливались по берегу искусственного озера.

Обе луны уже показались на небе, прямо над их головами повисло созвездие Касх — Воин с головой собаки. Мариям пристально вглядывалась в него, как будто пыталась определить форму и значение. Хаптет в свою очередь изучал ее лицо.

— Джахира сказала, что изувеченный глаз — это ее дань, но я не представляю, что это значит, — сказала Мариям.

Хаптет кивнул:

— Дань, отдаваемая саммариндцем, — дело глубоко личное. Как правило, мы не бросаемся разъяснять этот ритуал каждому встречному туристу. Но поскольку ты подруга Бехамида… — Он поднял глаза в небо, будто искал вдохновения у Касха. — Когда житель Саммаринды достигает совершеннолетия, он должен принести дань. Это может быть что-то незначительное или большое. Каждый делает свой выбор.

Хаптет остановился. Схватил задний край рубашки, потянул его вверх и повернулся, показывая голую спину. Толстый рубец извивался змеей от левой лопатки почти до основания позвоночника.

Мариям с изумлением посмотрела на него:

— Остался с войны?

— Нет, — ответил Хаптет, опуская рубашку и снова поворачиваясь к ней лицом. — Этот шрам и есть моя дань. Когда пришло время, я попросил двух друзей крепко держать меня, а третьего — взмахнуть косой.

Свет лун бросал жемчужные отблески на ее кожу. Мариям нахмурилась:

— И ты выбрал шрам на всю спину? Поверить не могу, неужели ты серьезно?

И тут до нее дошло. Глаз Джахиры. У Мариям челюсть отвисла от изумления, она поднесла ладонь ко рту.

— Ты не обязана понимать наши традиции, — сказал Хаптет, указывая на тропинку впереди. — Для кого-то данью является шрам. Для других — жертва. Расставание с чем-то очень ценным. Ты напрасно жалеешь Джахиру — она вовсе не нуждается в сочувствии. Ее дань может показаться ужасающей, но уверяю тебя, жители этого города так не думают.

Дальше вдоль озера шли молча, наслаждаясь ночным спокойствием.

— Мариям, зачем ты приехала в Саммаринду? — неожиданно спросил Хаптет. — Неужели на водный турнир? Сезон только начинается, но тебе, кажется, совсем не любопытно. Твои мысли очень далеко.

Мариям вновь посмотрела на Касха, как будто в первый раз разглядев его собачью голову во всех подробностях.

— Да, — сказала она, — на турнир. Я приехала посмотреть на сражения.

Хаптет понял, что она что-то недоговаривает.

— На севере есть остров, где женщины ткут тончайшую ткань. Тебе непременно нужно купить отрез — такой ты больше нигде не найдешь, уж это точно.

Мариям кивнула, позволяя Джахире увлечь ее в деловитую толчею утреннего базара. Они не спешили. В этой части света никто никуда не торопился. Саммариндцы умели находить время для мелочей. Увлеченные слушатели, тонкие наблюдатели. Здесь придавали значение деталям — вот разница между жизнью и простым существованием.

Теперь Мариям повсюду замечала следы дани, принесенной жителями Саммаринды. В ходу были шрамы, хотя настолько отвратительными и бросающимися в глаза, как у Джахиры, украшали себя не многие. Она узнала, что на полуострове припеваючи живет целая каста врачей, работа которых сводится исключительно к нанесению ран здоровым людям по достижении теми совершеннолетия.

Мариям взяла ткань и повертела ее в руках. Вплетенные в полотно серебряные нити переливались на свету.

— Мне всегда хотелось побывать в Макасе, — сказала Джахира, потянувшись к другому рулону и легким жестом отгоняя торговца. — Ты там подружилась с Хаптетом? В Макасе?

Мариям сделала вид, что не слышит, пристально вглядываясь в толпу в поисках знакомого лица. «Все напрасно — к гадалке не ходи». Человек, которого она разыскивала, не стал бы прогуливаться по такому рынку. «Он сейчас наверняка готовится к вечерним торжествам, тренирует равновесие или оттачивает искусство фехтования. Может, его вообще здесь нет. Нужно было приехать лет десять назад. Даже если удастся найти его — слишком поздно».

Мариям смотрела на прихрамывающего человека и девушку с рассеченной губой, настолько худую, что одежда свисала с ее костей, словно лохмотья. Как она могла не замечать этого в первый раз?

— Хочешь, пойдем посмотрим другие товары? — Джахира заметила, что взгляд Мариям блуждает где-то далеко от расшитых тканей на столе. — Кожу? Украшения? Могу отвести в квартал серебряных дел мастеров, если, конечно, тебя не смущает шум.

Мариям улыбнулась:

— Мне и здесь нравится.

Джахира кивнула:

— Тогда пойдем вон туда. Мне нужно кое-что купить.

Мариям почувствовала, что солнце начало припекать. Женщины прокладывали себе путь через толкущиеся толпы покупателей и развозчиков, туристов и торговцев. То и дело на них налетали с криками несущиеся на абордаж дети, настолько увлеченные играми в догонялки и пятнашки, что и сгущающиеся толпы народу были им не помеха. Мариям настиг острый запах незнакомых ароматов. Торговцы специями согнулись в дверных проемах, возле плетеных корзин, доверху наполненных порошками разных оттенков охры.

Близость океана чувствовалась во всем: в фигурках рыб, вырезанных на дверях; в змеях, вышитых на верхней одежде; в ракушках, покрытых красками из драгоценных металлов и собранных в ожерелья на золотых и серебряных цепочках, которые теперь обвивали тонкие шеи.