Дин Кунц - Безжалостный

– Нет. Фицджеральд.

– Полагаю, ты должен знать.

– Раз уж я в элите.

– Именно. Я поговорю с ними.

– С кем?

– С распорядителями его наследства. Ты напишешь. Продолжение.

– Это нелепо.

– Ты сможешь это сделать, Кабстер. Ты – талант.

Я не мог поверить, что слышу собственный голос.

– «Великому Гэтсби» продолжение не требуется.

– Все хотят знать.

– Знать что?

– Что случилось потом. С Гэтсби.

– В конце книги он умер.

– Верни его. Найди способ.

– Я не могу его вернуть, если он мертв.

– Они всегда возвращают Дракулу.

– Дракула – вампир.

– Вот ты и нашел. Гэтсби станет вампиром.

– Не смей звонить распорядителям наследства Фицджеральда.

– Это твой звездный час, Каббо.

– Я ненавижу «Великого Гэтсби».

– Пантеон. Ты уже на пороге.

– Я вынужден закончить разговор, Хад.

– Мы должны воспользоваться моментом.

– Возможно, мы не должны.

– У меня болит живот, Хад. Надо идти.

– Болит живот? Где именно? Что у тебя болит?

– Мне надо идти. Простата донимает.

– Простата? Тебе только сорок.

– Мне тридцать четыре, Хад.

– Того хуже. Эй, это не рак? Нет?

– Нет. Просто срочно захотелось отлить.

– Слава богу. Я буду думать дальше.

– Я знаю, что будешь, Хад.

Я положил трубку.

Обычно после такого звонка Хада я бежал к Пенни, чтобы поделиться подробностями. Иногда на этом для нас обоих рабочий день и заканчивался, независимо от времени суток. Потом мы просто не могли сосредоточиться.

Хад заключал для своих клиентов чрезвычайно выгодные контракты. В этом я не мог не отдать ему должное.

И за несколько минут или даже секунд до звонка, обещанного Джоном Клитрау, я окончательно убедился в том, что давно уже подозревал: у Бога есть чувство юмора. Он ожидает, что у нас найдутся поводы для улыбки даже в самые черные дни.

Когда зазвонил мобильник, в голове все еще рикошетом отдавался голос Хада Джеклайта, без сомнения, уничтожая нервные клетки, точно так же, как молекулы свободных радикалов повреждают ткани тела и ускоряют процесс старения, если человек не включает в диету антиоксиданты.

– Я звоню вам с одноразового мобильника, – сообщил Джон Клитрау. – Больше ничего не решаюсь покупать на свое имя. Я выброшу его и куплю другой, как только закончу этот разговор. Скорее всего, второго уже не будет, поэтому умоляю вас, Каллен, ради бога, не записывайте меня в безумцы.

– Вы – не безумец, – ответил я. – Вы – блестящий писатель.

– За последние три года я не написал ни слова, а если в последующие пять минут вам не покажется, что я – псих, считайте, мне не удалось донести до вас катастрофичность положения, в которое вы попали.

– Мне уже приходилось иметь дело с, казалось бы, невероятными фактами, – ответил я. – Продолжайте.

– Когда в прошлый вторник появилась рецензия Ваксса на ваш новый роман, я ее не увидел. Прочитал лишь несколько часов тому назад. После чего пытался раздобыть номер вашего телефона. Надеюсь, вы не приняли его критику близко к сердцу. Это желчь и блевотина завистливого и невежественного человека, вонь которых, по его разумению, скрыта саркастическим юмором, но сарказм этот не острее кувалды, а юмор – и не юмор вовсе, а шутки интеллектуального хлыща, который всего лишь сопит, когда думает, что выдает звонкую фразу.

Инстинкт выживания подсказывал, что я должен доверять Джону Клитрау. И хотя я понимал, что мне понадобится все, что он мне выскажет (возможно, я уже знал, о чем пойдет речь), слушать ужасно не хотелось.

Вот почему, в свете недавних событий, я держался настороженно, не решился хоть каким-то боком задеть Ваксса, который мог срежиссировать этот разговор, сидеть рядом с Клитрау, слушая каждое мое слово. Паранойя, конечно, но я с этим ничего поделать не мог.

– Полагаю, он имеет право на собственное мнение, – ответил я.

– У него нет мнения, если мы говорим об объективности и анализе, – возразил Клитрау. – У него только определенная политика, даже программа действий. Но прежде всего вы не должны на него реагировать.

– Моя жена так и сказала: «Плюнь и разотри».

– Мудрая женщина. Но, возможно, и этого будет недостаточно.

– Дело в том, что полностью я ее совету не последовал.

– Господи! – выдохнул Клитрау с таким отчаянием в голосе, будто только что услышал о страшной трагедии.

Повинуясь инстинкту, я рассказал ему о ленче в ресторане «Рокси» прошлым днем и инциденте в мужском туалете.

Когда сообщил о единственном слове, которое произнес критик, Клитрау произнес его раньше меня: «Рок».

– Как вы узнали?

Он занервничал, заговорил быстрее, слова полились тревожным потоком:

– Каллен, три года я продолжал читать рецензии этого мерзавца, пропустил лишь несколько. Хвалит книги он так же безвкусно и сухо, как и ругает их. Но только на ваш «Джаз ясного дня» он набросился так же яростно, как на мою последнюю книгу, «Дарующий счастье». В обеих рецензиях он использует идентичные фразы. Он говорит о вас, как говорил обо мне, что вы «экстремист наивности» и не способны понять, что «человечество – это болезнь Земли». Он говорит о нас, что мы ошибочно верим, «будто легко быть серьезным, но трудно – веселым», а я действительно в это верю. И вера моя подкреплена тем фактом, что на каждую тысячу серьезных романов, которыми забиты магазины, можно найти только один, осмысленный и веселый, где есть чувство восторга, изумление вселенной и жизнью, убежденность, что, несмотря на злоключения существования, мы рождены для свободы, радости и смеха. Каллен, я могу привести еще полдюжины примеров сказанного им обо мне и повторенного о вас, одинаковыми словами, тем же тоном презрения, чуть ли не с ненавистью. И вот это заставило меня испугаться за вас, очень испугаться за вас и за всех, кого вы любите.

Говорил он так быстро и страстно, что я, пусть и не упускал ничего из сказанного им, не в полной степени осознал, к каким мрачным выводам подводят его слова и почему, от предложения к предложению, тревога перерастает в душевную боль.

Джон Клитрау прервался, чтобы глубоко вздохнуть, а потом продолжил, прежде чем я успел задать вопрос:

– Я отправил письмо в газету Ваксса, отреагировал на его рецензию. Без единого злого слова. Короткое и с юмором. Указал только на пару фактических ошибок, которые он допустил, пересказывая сюжет. Пять дней спустя мы с женой вечером вернулись из театра. Лорел, няня, спала на диване, дети – в своих кроватках. Но после того, как Лорел уехала, я нашел письмо, отправленное в газету Ваксса, в моем кабинете. Оригинал, который я и отправлял по почте, прибитый к моему столу ножом. С влажным от крови лезвием. В тусклом свете настольной лампы я видел нашу кошку, которая спала на диване, и только тут разглядел под ней пятно. Она не спала. И сразу же зазвонил телефон. Номер звонящего не определился, но я все равно принял звонок. Этот человек произнес только одно слово: «Рок», – и положил трубку. Я никогда не слышал его голоса, но знал, это он.