Анна Гурова - Мой друг бессмертный

— Нет, — как будто с сожалением сказала бабка. — Ищут. Сбежала куда-то, хахаля укокошив. Не иначе как умом тронулась. Я всегда говорила, что этим и закончится…

Бабка принялась рассуждать о дурной наследственности, склонности к психическим болезням, а потом о разных уголовных статьях.

— Может, и послабление выйдет, если убийство в состоянии аффекта или психическое отклонение. Не в тюрьму упекут, так в психушку, хрен редьки не слаще…

Ники не слушала. Ужасная новость не укладывалась в голове. Как ее мягкая, тихая, безвольная мама смогла убить…

— Когда это случилось? — сдавленным голосом спросила Ники.

— Сегодня ночью. Около четырех, по заключению врача. По окоченению определили…

Бабка снова принялась рассуждать, теперь о диагностике времени момента смерти по состоянию трупа. Возникало ощущение, что эти подробности доставляют ей удовольствие.

«В два часа ночи Толик был у меня в палате и разговаривал со мной, — мысли Ники обратились к ночным событиям. — Потом он говорил в коридоре с бабкой, и она что-то ему сказала, что его ужасно испугало… И он поехал отсюда прямо к маме. И она его… убила?»

— Это точно мама? — вслух спросила Ники.

— Кто же еще. Сказала же — отпечатки ее…

Ники снова задумалась. И чем больше она думала, тем безотраднее ей казалось будущее.

— Что же с нами дальше будет? — вырвалось у нее.

Бабка прервала болтовню, выпрямила спину, поджала губы, и на глазах превратилась в пожилую эсэсовку, надзирательницу из концлагеря. Это была одна из самых неприятных ее ипостасей. Она означала: «Приказы тут отдаю я. За неповиновение — газовая камера!»

— Что-что? Мамашу твою скоро найдут и отправят в женскую колонию лет на десять. А ты, — безапелляционным тоном закончила она, — будешь теперь жить у меня, у своей ближайшей родственницы. Собирайся.

Дорога казалась бесконечной. Они ехали и ехали на северо-восток, куда-то в Полюстрово. Трамвай подолгу стоял на остановках, на светофорах, пропускал автомобили, тащился по многокилометровым проспектам и все никак не мог доехать в нужное место. Бабушка жила ужасно далеко. Ники и не думала, что в Питере есть такие отдаленные районы. Чуждые, как будто это был другой город, или даже другой мир. Параллельная вселенная с незнакомыми новостройками, рекламными щитами, одинаковыми ларьками у перекрестков. Садясь в трамвай, Ники прочитала на его боку название конечной остановки: «крематорий». Офигеть можно!

Настроение у Ники и до того было отвратительное. Как она ни рвалась домой, бабка ее не пустила. В ответ на просьбу собрать вещи категорически отказала — дескать, все равно квартира опечатана, там милиционер в засаде сидит… Теперь Ники сидела, с фальшивым интересом уставясь в немытое окно трамвая, и всерьез обдумывала идею побега. Надо вернуться домой, думала она. Затаиться во дворе и ждать маму. Вдруг она не знает, что в доме ее караулит милиционер? Даже если мама действительно убила Тиля, Ники ее ни секунды не осуждала. Но по поводу убийства у нее были серьезные сомнения. Не может быть, чтобы ее хрупкая, слабая мама задушила такого бугая, как Толик. «Ее подставили, — думала Ники, мрачно косясь на сидящую напротив бабушку. — Надо ее найти и все ей рассказать. В первую очередь — то, что подслушала ночью в больнице. Потом — про Эрлина, про Арсана… Мамочка, что с нами творится?»

Блочные девятиэтажки по сторонам проспекта сменились бетонными заборами, железными воротами и безликими корпусами заводов. Трамвай въехал в промзону. Ники вдруг стало неуютно. В ее душу вселилась смутная, необъяснимая тревога. И чем дальше в неизвестные места увозил ее трамвай, тем тревожнее ей становилось.

— Долго еще? — буркнула Ники. — По-моему, мы уже за город выехали.

Бабка ответила не сразу. Всю дорогу она поражала Ники непривычной молчаливостью.

— Мне надо на работу заехать, — проронила она. — На пять минуток.

— А я думала, ты на пенсии.

— Попробуй-ка проживи на пенсию в этой стране.

— А где ты работаешь? Не в крематории, надеюсь?

— Нет, конечно, — оскорбилась бабка, — на «Полюстровских минеральных водах». Вахтером.

Внимание Ники отвлек вид за окном. Бетонные заборы неожиданно расступились, трамвай выехал на заснеженное поле и поехал по дуге, объезжая какое-то место в центре. Туда вела раскатанная дорога, неожиданно обрываясь на середине поля. По этой дороге один за другим подъезжали самосвалы, доверху нагруженные грязнущим снегом, высыпали снег и уезжали. При этом никаких куч в центре поля заметно не было.

— Чего это они делают? — с интересом спросила Ники, указывая на очередь грузовиков со снегом.

— Грязный снег ссыпают под землю, — объяснила бабушка. — Видишь — яма?

Трамвай между тем подъехал поближе, и Ники сумела разглядеть то, на что указывала бабушка. Действительно, в центре поля виднелась огромная квадратная яма, черный провал на белом снегу, исчерченном следами от шин.

— Что за яма?

— Тут подземные пустоты выходят наружу, — со знанием дела объяснила бабка. — Вот их и используют для пользы городского хозяйства. Надо же куда-то мусор девать.

— А что там, внизу?

— Откуда ж я знаю? Там бог знает какая глубина. Думаю, туда никто не спускался…

Ники, как загипнотизированная, таращилась на яму. Провал даже не был огорожен. «Если какой-нибудь самосвал подъедет слишком близко, ухнет прямо туда, — представила она, — целиком провалится. И не достанут…»

— Уж такие тут местности, — сочла нужным пояснить бабушка. — Под землей у нас пять больших рек. Это помимо пещер, плывунов, болот и прочего. Тут, в Полюстрово, река выходит к самой поверхности. И артезианскиую воду они тут добывают…

Трамвай остановился.

— Конечная! — объявил кондуктор. Немногочисленные пассажиры вышли из трамвая и кучкой направились к проходной какого-то завода через дорогу. Бабушка замешкалась.

— Нам туда? — спросила Ники.

— Нет, туда, — бабушка указала в сторону ямы. Ники резко остановилась.

— Нет, правда?

— Правда, правда, — проворчала бабушка и потянулась, чтобы взять за руку Ники. Ники отскочила.

— Зачем нам туда?

— Затем! — повысила голос бабка. — Спорить еще будет, пигалица! Велено — пошли, значит, пошли!

Тревожные предчувствия Ники достигли предела. Подслушанные ночью разговоры ожили в ее памяти. Ники пристально посмотрела на бабушку. Ее поведение казалось ей непонятным и зловещим.

«Искалечить» — вспомнились Ники ее слова.

— Что ты там застряла? — сердито крикнула бабка.

Заревел очередной самосвал, поднимая кузов на дыбы, и в черную яму с грохотом обрушилась лавина грязного снега, исчезая в бездонном подземелье.

«Сейчас мы подойдем к яме, и она меня туда скинет. И никогда не найдут…»