Лиза Смит - Дневники Стефана. Жажда крови

Это оказался Галлахер, лицо которого прямо светилось от волнения.

— Поспешим, сынок. Битва вот-вот начнется, и, чем больше их набьется в шатер, тем больше будет денег.

Он залез на перевернутый ящик из-под яблок, стоявший у входа.

— Подходите! Добро пожаловать в мой Оддиториум! Посмотрите на самую страшную женщину в мире, полюбуйтесь на самого сильного человека! Но это только начало! Сегодня нас ждет великая битва, подобной которой никогда не было. Чудовище и зверь. Кто победит? Кто хочет сделать ставки? Кому- то смерть, а кому-то — богатство.

Толпа еще плотнее сгрудилась вокруг моей будки, как копошащийся рой насекомых. Галлахер оскалился:

— Запускай их внутрь и принимай ставки.

И я вынужден был принимать у них монеты и оранжевые квадратики бумаги, вместо того чтобы переломать им шеи — с такой легкостью, как будто это сухие ветки, — и выпить всю их кровь.

Продав последний билет и получив последний доллар, я немедленно проскользнул в шатер вслед за толстым мужчиной, сжимавшим в каждой руке потные пачки банкнот Конфедерации. В воздухе стояла густая вонь пота, опилок и, конечно, крови.

Люди толпились вокруг, платили за удовольствие попялиться на силача или татуированную женщину, прятавшихся за плотными черными занавесями по периметру шатра. Но большая часть зрителей сгрудилась вокруг Джаспера. Заключались серьезные пари, слышались крики и хлопки ладоней, пачки засаленных банкнот переходили из рук в руки. Джаспер пожевывал свою обслюнявленную сигару и посмеивался.

Моряки рвали из бумажников иностранные векселя, подростки собирали мелочь, хорошо одетые господа в галстуках крутили в руках золотые монеты.

— Дра-ка! Дра-ка! Дра-ка! — начал скандировать краснорожий мужчина.

Стоящие рядом с ним тут же подхватили этот крик. Три хорошо одетые женщины с уложенными вокруг головы волосами посмотрели друг на друга, захихикали и тоже закричали тонкими голосами, отчетливо слышными среди мужских воплей.

Галлахер вошел в шатер, чертя тростью след в опилках. Публика оборачивалась и вытягивала шеи, чтобы посмотреть на него. Он был не менее интересным, чем его уроды. В конце концов, это ведь он поймал вампира.

— Я в тебя верю, брат, — прошептал я, вспомнив, как Дамон всегда выходил победителем из драк в Мистик-Фоллз. Он никогда не ввязывался в них сам, но всегда был хорошим бойцом и очень быстро отправлял противника в нокаут. Поэтому его так уважали в армии. Но драться с пумой, проголодав много дней… я содрогнулся.

— Брат, — я шептал так тихо, чтобы мог услышать только он. Я надеялся хоть на какой-то ответ, хотя не был уверен даже, что он меня действительно слышит. Но он ничего не ответил, даже если и слышал меня.

— А теперь позвольте представить наших бойцов!

Голос Галлахера прервал мои мысли.

Двое дрессировщиков в кожаных перчатках и сапогах до колен вывели на арену шелудивую пуму.

Она была серовато-желтая и, несмотря на истощение, выглядела опасной. И голодной. Выйдя на арену, она зарычала.

— В одном углу ринга — пума. Это не обычный зверь. Это мстительница из Альберты! Она пришла сюда из Канады за охотником, убившим ее самца. Она сожрала самого охотника, его жену и детей, кроме самого младшего. Ему она только оторвала ноги. Оставшийся в живых ребенок и поведал нам эту историю. С тех пор путь пумы можно было проследить по газетам — она оставляла за собой след из крови невинных, не делая разницы между Союзом и Конфедерацией. Мы поймали ее при попытке пробраться на судно, идущее в Анды в Южной Америке. Итак, леди и джентльмены, пума! — Галлахер в полной мере демонстрировал свой талант лицедея.

Толпа заревела, зааплодировала, кто-то закричал.

— Ее противник — легендарный вампир, которым несколько веков пугали не только детей, но и их родителей. Виктор Жестокий родился в тысяча пятьсот восемьдесят девятом году. Он был наследником империи Габсбургов, но попробовал кровь — это была кровь его сестры — и с этого началась трехсотлетняя оргия, покрывшая всю землю досуха выпитыми телами. Если считать по две жертвы в день, Виктор убил полтора миллиона человек, что в два раза превышает население Италии. Сегодня мы воочию увидим эту неутолимую жажду крови.

Аплодисменты на сей раз оказались более жидкими, но кричали зрители громко.

Галлахер простер руку, и Дамон вступил на арену в окружении четырех охранников. Его руки и ноги были скованы цепью, лицо закрывал намордник. Кожа сочилась кровью из-за вербены, глаза покраснели, а такого выражения лица я раньше у него никогда не видел.

Я понимал испытываемую им ненависть — я поминутно боролся с собой, чтобы не убить тех, кто держал его в плену. Но заключение изменило брата. В его глазах не было ни азарта, ни стремления выжить — только жажда крови.

В шатре воцарилась тишина. Пума рвалась из цепей, а Дамон просто стоял, как будто не зная, что ждет его в ближайшем будущем.

— И… начали!

Охранники разомкнули цепи Дамона и пумы и ретировались с арены. Пума прыгнула, толкнув Дамона в грудь. Он дико закричал и упал, но тут же вскочил. Лицо у него внезапно вспыхнуло, он зарычал, появились клыки. Я знал, что это инстинкт: Сила Дамона показала себя при первом признаке агрессии. Я узнал об этой особенности нашего вида за прошедшие несколько недель — многое мы делаем еще не успев осознать. Несмотря на внешнюю слабость Дамона, его Сила еще сохранилась.

Пума снова прыгнула, и Дамон пригнулся, уворачиваясь от когтей, а потом распрямился и схватил зверя за горло. Но пума отбросила Дамона, он покатился по арене и остановился только упершись в ограду.

Дамон снова застонал и остался лежать. Пума кружила по арене.

Толпа взбесилась. Они хватали друг друга и махали руками в воздухе, как будто сами дрались.

Один из охранников ткнул Дамона, заставляя встать. Дамон, не оборачиваясь, отмахнулся, вбив охранника в ограду. Пока тот силился подняться, кто-то из публики пнул его в живот, а потом перебросил через ограждение, в грязь. Дамон не обратил никакого внимания на эту суету и двинулся к центру арены, предоставив пуме медленно описывать круги вокруг него.

После долгой паузы Дамон закричал и побежал к пуме. Она зарычала и бросилась на Дамона, но он отступил в сторону и поймал ее за шею. С неожиданной силой Дамон опрокинул пуму на спину. Он бы убил ее, но она вскочила и вонзила когти Дамону в руку.

Пума махала лапой, швыряя Дамона по воздуху, как муху на крючке. Наконец, плоть порвалась, и Дамон, оставляя за собой след из кровавых капель, пролетел по воздуху и обрушился на песок с тяжелым звуком, который даже я почти не расслышал за криками обезумевшей толпы.

Дамон поднялся на ноги, придерживая раненую руку другой. Он исцелялся не так быстро, как другие вампиры, — я побоялся, что вербена повлияла на его Силу.