Адам Нэвилл - Номер 16

— Да, я только что прочитала книгу Майлза Батлера…

— Пф! Существуют источники получше. Мое собственное исследование доступно в Интернете и скоро выйдет из печати. Я бы предложил вам начать с него. Это обязательное условие.

— Я постараюсь.

— Экземпляры предварительного тиража продаются на всех наших встречах. Но поскольку мы собираемся на частных квартирах и во время собраний не стесняемся в выражении эмоций, не говоря уже о том, что некоторые приглашенные лекторы обладают незаслуженно сомнительной репутацией, мы приглашаем только проверенных слушателей. Кто вы?

— Как сказать?.. Я точно не из проверенных слушателей. Я в городе проездом, просто увидела сайт и купила книгу.

Снова повисла тишина, хотя и наполненная неодобрением. Этот мужик выводил ее из себя.

— Моя двоюродная бабушка была с ним знакома, — проговорила Эйприл тихо, хмурясь от раздражения.

— Что вы сказали? — быстро переспросил Харольд, не успела она закончить фразу.

— Моя двоюродная бабушка знала Хессена. Они жили в одном доме.

— Где именно?

— В Баррингтон-хаус, Найтсбридж.

— Да, я знаю, где это, — проговорил он сурово. — Но какого черта вы сразу об этом не сказали?

— Я… Я не знаю.

— А ваша двоюродная бабушка еще жива?

— Нет. Она недавно скончалась. Но она писала о нем в своих дневниках. Вот потому-то я и заинтересовалась.

— Дневниках?! Вы должны принести их с собой. Мне необходимо… — он выдержал паузу, как будто пытаясь успокоиться, — увидеть их. По возможности прямо сейчас. Вы где остановились?

Немедленно насторожившись, Эйприл солгала:

— Но сейчас дневников у меня нет. Они у меня дома, в Штатах.

— Очень плохо. Ваши соотечественники уже заполучили его рисунки и заперли под замок. Мы должны увидеть дневники.

— Я могу, например, снять копии, когда вернусь домой.

— У вас есть ручка? — нетерпеливо спросили в трубке.

Эйприл сказала, что есть.

— Тогда записывайте.

Харольд продиктовал адрес в Кэмдене и заставил ее повторить.

— Все верно, надеюсь, вы придете пораньше, чтобы я мог с вами поговорить и порасспросить о вашей двоюродной бабушке. Вы будете нашим почетным гостем.

— О, я вовсе не этого хотела. На самом деле я ведь почти ничего не знаю о Хессене…

— Глупости, вы же состоите в родстве с женщиной, которая была знакома с гением при жизни, которая была осияна его присутствием. Мы будем счастливы видеть вас на собрании. Вы должны прийти. Если есть денежные затруднения, мы поможем.

— Нет, у меня все в порядке. Спасибо. Я подойду к семи.

Затем Харольд настоял, чтобы Эйприл дала ему номер телефона в гостинице, что она и сделала с большой неохотой, не сумев быстро найти предлог для отказа Эйприл повесила трубку и откинулась на спинку стула, чувствуя, как на лбу просыхает пот. Всякое желание идти на собрание покинуло ее. Она начала подозревать, что любой, кто как-то связан с Хессеном, представляет собой странного и неприятного человека. Она проклинала себя за то, что упомянула дневники Лилиан. Зачем она сболтнула о них? Чтобы произвести на него впечатление? Эйприл чувствовала, что проявила неосмотрительность, за которую еще придется расплачиваться.

Телефон рядом с кроватью зазвонил. Она нервно схватила трубку. Это оказался Харольд.

— Прошу прощения, нечаянно нажал не ту кнопку, — сказал он. — Увидимся завтра.

И он отключился раньше, чем Эйприл успела придумать ответ.

И он снова и снова поднимался туда, где, окутанные кровавым светом, хранились в тайне многочисленные шедевры. И он кормился исходящей от них тьмой, упивался ощущением вечности, какой веяло от этих стен, распухал от ужаса, которым дышала подвижная пустота и то, что копошилось внутри ее. Каждый раз, когда он входил в квартиру, это были разные существа и их фрагменты.

Во время последних трех посещений Сет сосредоточился на изучении картин, висевших в двух дальних спальнях. Пространство, предназначенное для сна, было теперь превращено в галерею неведомым обитателем, возможно тем самым, который мелькал в зеркалах. И Сет заходил в эти комнаты, чтобы учиться. Смотрел вокруг, как ребенок смотрит на забытый пруд посреди заросшего сада, вглядываясь в черную глубину, восхищаясь тем, как тонкие белые силуэты скользят между водорослями в воде, такой ледяной, что стоит сунуть хотя бы палец, и перехватит дыхание. Хотя, возможно, и палец отхватит тоже.

Только покончив со всеми обязанностями и в очередной раз солгав миссис Рот, которая преследовала Сета с жалобами на шум из пустого помещения под ней — на стук, хлопанье дверей, грохот чего-то тяжелого, доносящийся из тьмы шестнадцатой квартиры, — только тогда, устранив все помехи, Сет преспокойно вынимал ключ из сейфа в каморке старшего портье и отправлялся в галерею.

Он поднимался наверх, осторожно ступая по лестнице, примерно между тремя и четырьмя часами утра, когда мир погружен в самый глубокий сон. Сет привешивал к поясу пейджер на тот случай, если кто-нибудь из жильцов позвонит по внутреннему телефону или приедет, к примеру, из аэропорта и станет ломиться в дверь подъезда. Взволнованный тем, что проникает на запретную территорию, пугаясь того, что может увидеть, но охотно принимая вызов, Сет закрывал за собой дверь и включал свет.

Во второй свой приход, с момента которого, казалось, прошла целая вечность и который напоминал давний, но отчетливо сохранившийся в памяти кошмар, Сет понял, что рядом с ним в квартире есть что-то еще. Нечто, чего он не может увидеть, — присутствие, не воспринимаемое глазом, но могущественное, в котором лично для него нет никакой угрозы. Но само по себе оно крайне опасно, потому что по всем законам природы его не должно здесь быть. Оно проявляло себя в красноватом свечении, как ощущение движения или звука, не показываясь на глаза. Оно оставалось за закрытыми дверьми зеркальной комнаты, откуда Сет время от времени слышал скрип, словно половицы прогибались под чьими-то ногами, быстро вышагивающими взад-вперед и замирающими у самого порога, когда он шагал мимо по коридору.

После того раза Сет избегал заходить в комнату с зеркалами. Так подсказывала ему интуиция. В первый приход он уловил там нечто и был не готов увидеть его снова. Эту комнату надо оставить напоследок. И вероятно, когда он все-таки отважится войти, состоится в некотором роде знакомство.

Живот у Сета до сих пор сладко сжимался от одной мысли о встрече с чем-то таким, что лежит далеко за пределами его понимания, далеко за пределами всего вообще, если не считать недавнего опыта. Или, может, то в нем пытается воскреснуть прежний Сет: неуверенный в себе жалкий трус, нерешительный, вечно сомневающийся слабак, которому не хватает духу следовать своему призванию, который сник от первой же критики? Только теперь Сет начал понимать, что чужое мнение ничего не значит, что другие еще и близко не подошли к пониманию тех мест, куда он вхож, тех видений, какие ему предстоит запечатлеть. Здесь не может быть никаких полумер, никаких компромиссов. Теперь — нет. Никогда.