Бентли Литтл - Университет

Но тут краем глаза он заметил справа, в темном проеме двери, откуда выехал скелет, какое-то движение. Вроде бы не человек. Зверь. Или все-таки человек — но на корточках... Разбираться было некогда. Рамон бегом кинулся к лифту.

За своей спиной он услышал странную смесь жутких звуков: щелчки, чмоканье, чпоканье, шлепки как по мокрому.

Черт с ним, с лифтом. Пока еще он доползет до шестого этажа! Стоять и ждать... нет уж!

Рамон кинулся к лестнице.

И в это мгновение везде потух свет.

Рамон с разгона врезался в стену.

— Mierda! — завопил он, хватаясь за разбитый нос. Все его лицо было в крови — он ощущал вязкую влагу в темноте. Откуда же взялась стена? Ведь он бежал прямо, когда потух свет, и перед ним не было никакой стены...

Лампы в коридоре снова вспыхнули — то ли сами по себе, то ли кто-то где-то щелкнул выключателем.

Боже, только бы свет больше не гас!

Рамон бросил быстрый взгляд на коридор, из которого он прибежал ко входу на лестницу. Внутри него все похолодело.

По коридору двигалось полчище жути. Такое не могло присниться и в самом кошмарном сне.

Он был так потрясен, что прирос к месту и выпученными глазами рассматривал двигавшуюся на него армию.

Возглавляли шествие разрозненные части скелетов — кости рук прыгали сами по себе, держа фалангами пальцев черепа, берцовые кости двигались сами или увенчанные "шапкой" из таза. Вслед за кусками скелетов шли еще более страшные "существа": части расчлененных лягушек, саламандры с разрезанными животами и без внутренностей, мелкие обезьянки, на плечах которых сидели крысиные головы... Всех Рамон толком не разглядел. Но почему-то особенно его поразил детеныш акулы, который скакал на медвежьих лапах.

Рамон едва стоял на ногах. Дыхание сперло, глаза выкатились, все тело покрылось холодным потом. Что значат все эти... вещи? Это что, какой-то неудачный генетический эксперимент, жертвы которого разбежались по всему зданию?

За своей спиной он услышал громкий хлопок.

Рамон развернулся с невиданной прытью.

Дверь на лестничную площадку захлопнулась. Пока Рамон таращился на нее, дверь деловито щелкнула замком — заперла саму себя. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.

По всей длине коридора двери самостоятельно захлопывались и запирались — щелк, щелк, щелк...

Так значит, это здание, сам дом породил монстров из тех материалов, которые студенты и преподаватели оставили в аудиториях! И баловства ради смешал акулу с медведем, обезьянок — с крысами...

Словно в подтверждение догадки Рамона из все еще открытой двери лаборатории выскочило очередное чудище.

Это был голый очень низкорослый мужчина с компьютерным дисплеем вместо головы. Дисплей торчал на шее, сделанной из шланга пылесоса. Дальше шло вроде бы нормальное человеческое тело. Экран был включен и показывал что-то наподобие карикатуры на человеческое лицо — квадратные глаза, каплевидный нос, прямоугольный оскаленный рот с частоколом зубов. Пониже спины — вместо хвоста — у человека-компьютера торчал электрический кабель, уходящий внутрь лаборатории.

Рот монстра открылся, губы зашевелились. Он что-то произносил, спеша в сторону Рамона.

Ошалевший уборщик услышал уже знакомый шепот, теперь более громкий:

"Ралюн".

В коридоре вспыхнули все лампы. В ярком свете Рамон увидел в изящной женской ручке монстра скальпель.

Обогнав всех страшил, человек-компьютер подскочил к окаменевшему от страха Рамону и полоснул его скальпелем по липу, и без того залитому кровью из разбитого носа.

Рамон взвыл не столько от боли, сколько от животного ужаса и бросился бежать по коридору.

Он понимал, что все двери закрыты, помощи ждать неоткуда. И тем не менее что было силы вопил на английском и испанском: "Помогите! Помогите!"

Добежав до конца коридора, Рамон остановился и развернулся.

Монстр с дисплеем вместо головы быстро приближался, переваливаясь на коротких ножках.

Madre Dios!

Рамон сунул руку в карман и нащупал связку ключей — единственное, что он мог использовать как оружие. Если повезет...

Он набрал побольше воздуха в легкие и с яростным криком кинулся навстречу монстру.

Все оказалось проще, чем он думал.

Рамон удачно ускользнул от скальпеля, направленного ему в живот, и ударил врага кулаком, в котором были зажаты ключи. Кулак пробил грудь монстра насквозь, словно та была из желатина. С отвращением выдернув руку из полуразложившегося тела, Рамон побежал дальше, отшвыривая попадавшихся на пути монстриков — препарированных лягушек и саламандр, а также отдельные кости, которые норовили пнуть его в живот или ударить по голове.

Рамон оставил всю нечисть за своей спиной и бежал дальше.

Когда он почти поравнялся с дверью в лабораторию — единственной, которая оставалась открытой, — ему навстречу внезапно выдвинулся Джонни Мак-Гвейн и остановил его мощным ударом в челюсть.

Рамон покачнулся и упал.

Джонни Мак-Гвейн, бригадир уборщиков, неподвижно стоял над ним и молча смотрел, как мексиканец барахтается на полу.

В голове Рамона все настолько смешалось, что в первые мгновения он вообразил, будто Джонни Мак-Гвейн станет его спасителем. Он еще как следует не переварил значение того факта, что бригадир свалил его на пол ударом кулака.

Рамон вскочил и залепетал:

— Слава Богу, слава Богу, наконец-то человеческое лицо. Не пугайтесь меня, я нормальный человек, а не призрак. Все эти вещи взбесились, форменным образом взбе...

Бригадир вынул скальпель из нагрудного кармана своего комбинезона.

— Придурок, не смей мешать моим экспериментам! — рявкнул он.

— Что вы хотите?.. — растерянно начал Рамон. Ничего больше сказать он не успел, потому что в тот же момент заостренный конец скальпеля вошел в его глаз и устремился к мозгу.

Происходящее казалось Джиму нереальным, словно он участвовал в театральной постановке. Молодой человек ходил как во сне, не в силах осознать новую действительность. Мать не приехала, и он остался наедине со своим горем. Он тут же позвонил ей, все рассказал, она искренне посочувствовала. Однако она не знала Хоуви лично — только по рассказам сына. Поэтому и действительную боль от потери не могла ощутить. Мать хотела мчаться в аэропорт, чтобы прилететь к Джиму и поддержать его в этот трагический момент. Но он решил, что не стоит ее так напрягать.

Быть может, зрелость в том и состоит, чтобы в одиночку принимать удары судьбы и не звать на помощь родителей.

День выдался пасмурный, с желтовато-серой дымкой смога. Напрасно Джим надеялся, что в час похорон Хоуви будет солнечно и друг ляжет в землю под ясным голубым небом. Правда, стояла необычная жара для этого времени года, но был здесь и свой существенный минус — в течение недели над Лос-Анджелесом и в окрестностях воздух не сменялся и концентрация вредных веществ достигла высочайшего уровня.