Бентли Литтл - Университет

— Без разницы.

Джим выбрал группу "Джудибетс" и сунул диск в проигрыватель. Через несколько секунд комната наполнилась начальным гитарным проигрышем классной песенки "В зарослях спутниковых антенн".

— Да, — сказал Хоуви. — чуть было не забыл! Пока вы вместе с Ричардом проявляли снимки в темной комнате, приходила какая-то девушка. Она принесла заметку в виде письма к главному редактору. Спрашивала тебя. Я сказал, что ты очень занят. А заметку положил на твой стол.

— Почему ты не попросил ее подождать?

— Зачем? Спеха не было. Ведь заметка не в номер.

— Тьфу ты, черт!

— Ага! — понимающе протянул Хоуви.

— Она еще что-нибудь говорила?

— Все допытывалась, когда можно с тобой связаться. Я сказал, чтобы приходила завтра. Она обещала.

— Хорошо. — кивнул Джим. — Прекрати ухмыляться, болван!

— Как так получилось, что я про нее ничего не знаю?

— Знать еще нечего. Я только собираюсь пригласить ее на первое свидание.

— Она того стоит, — сказал Хоуви.

— Штука в том, что мы посещаем один семинар. Если у меня будет пролет — сам понимаешь...

— А что тут бояться? Ну, пересядешь в другой конец аудитории — и все.

— Э-э, не говори. Ходишь как оплеванный и стесняешься глаза поднять.

— Не знаю. В таких ситуациях не бывал, — сухо прокомментировал Хоуви.

Джим помолчал, а затем решился спросить:

— Как вышло так, что ты "в таких ситуациях не бывал"?

— Да уж так вышло. — нехотя отозвался Хоуви.

— Нет, я серьезно спрашиваю.

— А на фиг мне кого-то на свидание приглашать?

— Что значит "на фиг"? Очень даже не на фиг! Я ведь не в смысле секса. Или, точнее, не только в смысле секса...

— Зачем добиваться того, чтобы кто-то ко мне привязался? Все равно мне скоро помирать. Одно расстройство. Разве сам не понимаешь?

— Но я-то к тебе привязался.

— А у меня и на твой счет были сомнения. Дружба с тобой, можно сказать, мой большой грех.

Джим хотел благодарно улыбнуться, но лицо свела болезненная судорога.

Все летит в тартарары, нигде ничего хорошего. Университет превратился в огромный кусок дерьма. Здоровье Хоуви резко и необратимо ухудшается. Хоть волком вой на луну...

— Ты что? Не хмурься, — подмигнул Хоуви. — Я насчет греха пошутил. Ты ко всему слишком серьезно относишься. Жизнь есть жизнь. Жестокая штука. А ты не бери в голову.

Джим печально помотал головой. — Я и не беру, — сказал он, зная, что лжет и что Хоуви знает, что он лжет. — Я и не беру...

По дороге из университета домой Фейт остановилась у бензоколонки "Тексако" на углу Империал-стрит и Кампус-драйв. Других машин не было, и владелец колонки, средних лет араб, сразу же направился к ее "фольксвагену". Девушка вышла и открутила колпачок бензобака.

— Добрый вечер, — сказал араб.

— Добрый вечер, — отозвалась Фейт. Пока она заправляла машину, у них завязался разговор.

— Вы студентка? — спросил владелец бензоколонки.

— Да.

— Из Бреа?

— Ага.

— Во время беспорядков были там? Она отрицательно мотнула головой.

— Только слышала про них. Араб печально вздохнул и заявил:

— Не нравится мне этот университет. Что-то с ним неладно.

Фейт ничего не ответила, только посмотрела на мрачное лицо хозяина колонки. Но внутри нее словно молния полыхнула. Странные слова араба попали в самую точку — ведь в последние дни именно это было самым больным вопросом для Фейт. Однако не боль она испытала, а приятное чувство разделенной ноши, которую до сих пор считала своей и только своей.

Становилось не по себе от того, что совершенно посторонний человек так отзывается об университете в Бреа. И вместе с тем услышать такое от постороннего человека было облегчением. Прежде она мучилась от необоснованности и невнятности своих страхов и казалась себе не то дурочкой, не то полусумасшедшей. И вот кто-то со стороны подтверждает, что интуиция ее не подвела и не она одна видит неладное. Конечно, это было большим облегчением.

— Если совсем честно, — сказал мужчина, — то я уже давно недолюбливаю этот университет. Моя дочь проучилась там год, а затем перевелась в Ирвин. Когда она жила в общежитии в Бреа, студгородок ей совершенно не нравился — и я был согласен с ней. Поэтому я сразу же поддержал ее, когда она надумала сменить место учебы.

— Я вас вполне понимаю, — кивнула Фейт. Раздался щелчок, давший знать, что бак полон. Араб забрал у девушки шланг и повесил его на место. Счетчик показывал девять долларов и сорок центов. Фейт протянула владельцу десятку.

— Я учусь на первом курсе, — призналась она, — но уже почти возненавидела этот университет.

Араб отсчитал ей шестьдесят центов и, вручая их, посоветовал:

— Будьте осторожны.

— Быть осторожной? Что вы имеете в виду?

— В вашем университете происходит слишком много нехорошего. Столько... насилия. — Он посмотрел на нее печальными глазами. Было ясно, что он говорит совершенно серьезно, искренне. — Я прожил здесь пятнадцать лет. За это время много всякого случалось на территории университета. Одни годы были лучше, другие хуже. Память у меня хорошая, и я человек любопытный. Вот я и примечал. Поверьте мне, хуже этого учебного года еще не бывало. А он только начался. По лицу вижу, вы милая добрая девушка. Милая и хорошенькая. Так что будьте начеку, глядите в оба.

— Спасибо, обязательно, — с благодарной улыбкой произнесла Фейт и села в свой "фольксваген". Араб кивнул и тоже дружелюбно улыбнулся.

— Приятного вам вечера. Ведите машину поосторожнее!

Фейт помахала ему рукой, выехала на Империал-стрит и направилась в сторону скоростного шоссе.

Час пик уже миновал, машин было довольно мало, однако на Пятьдесят пятой улице велись строительные работы, пришлось делать объезд, и в итоге она добралась до дома лишь через час.

Чем ближе Фейт подъезжала к своей родной Семидесятой улице, тем муторнее у нее было на душе. Возвращаться домой нисколько не хотелось. Ах, если бы библиотека работала двадцать четыре часа в день! Или если бы у нее были деньги, чтобы жить отдельно от семьи, в университетском общежитии!

Тогда она бы месяцами не заглядывала в проклятый дом на Семидесятой!

Фейт проехала мимо мясной лавки Бада. Уже стемнело, но смог был все равно заметен: воздух туманился в желтом свете ламп, казался как бы зернистым — словно на очень большой фотографии, увеличенной с плохого негатива. На тротуаре группа подростков в обтягивающих голубых ветровках глумились над мужчиной и женщиной, не давая испуганной паре пройти к собственной машине.

Господи, как не хочется домой!

Они, разумеется, опять грызлись — Кейт и мамаша. Еще от машины Фейт услышала разговор на повышенных тонах. Слов она разобрать не могла, но было ясно, что идет очередная бессмысленная разборка. У соседей слева тоже громко ругались — правда, испанской скороговоркой. Соседи справа врубили телевизор на полную мощность.