Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

— Даже голова кружится, так сильно пахнет, — шепнула Памела. Она ходила между упакованными ящиками. Склонившись над одним, она глубоко втянула в себя воздух и поманила меня пальцем Подойдя, я понял, что здесь пахнет сильнее всего. Мы оба говорили приглушенными голосами и старались не шуметь, словно боялись кого-то потревожить, — так действовала на нас таинственность обстановки. Памела приподняла незапертую крышку ящика и тут же тихонько опустила ее. Я услышал, как она ахнула, и увидел, что она оперлась руками о крышку, словно ей стало дурно.

— Что там, Бога ради? — прошептал я, мы стояли бок о бок, но я успел разглядеть в ящике только кучу какой-то рухляди.

— Разве ты не видишь? — чуть не рассмеялась Памела. — Это же не наши вещи. Это вещи Мередитов, всякое старье, вынутое из шкафов в мастерской. Тут что-то нечисто, Родди. Надо спешить.

— Вещи из мастерской? — не понял я. — Что ты имеешь в виду?

Памела, сдерживая волнение, стала тихо объяснять.

— Это старье; Чарли должен был его выкинуть. Но Лиззи не разрешила сжигать эти вещи, она хотела сначала их разобрать, вот мы их и отложили Я совсем забыла об этом ящике. Давай вытащим все и рассмотрим.

Я развернул ковер и расстелил его между двумя окнами, сквозь которые в комнату проникал слабый лунный свет. Мы подтащили ящик к ковру, и я начал вынимать из него содержимое — вещь за вещью, а Памела, стоя на коленях, раскладывала все на ковре. Оба мы были одурманены все усиливающимся запахом мимозы.

В ящике хранился всякий хлам, который обычно или жалеют выбросить, или откладывают на всякий случай, вдруг пригодится. Здесь были свертки обоев, обрывки обивочных тканей, географическая карта, куски старого, несвежего, покрытого пятнами шелка и кружев. Наверно, эти полотнища набрасывали на натурщиц. Я извлек из ящика мавританскую лампу, отделанную мишурой, потрепанного грязного плюшевого мишку, замурзанную куклу без головы и большую коробку из-под шоколада с отставшей картинкой на крышке, — словом, это был ничем не примечательный набор старых вещей.

Я обернулся к Памеле.

— Ты уверена, что запах мимозы нам не померещился? Сейчас ты его чувствуешь?

— Еще как! Его как будто веером подгоняет по воздуху, наплывает волна за волной. Мне даже слегка дурно.

Она сидела, опустив голову. Я тоже двигался, как в тумане.

— Может, бросим все это? — спросил я. — Больше тут ничего нет.

— Нет, — слабо возразила Памела. — Открой-ка эту коробку из-под конфет.

Почему-то мне очень не хотелось дотрагиваться до коробки. Я бы предпочел, чтобы Памела ушла. Может, при жизни Мери и была красивой и доброй, но я вовсе не хотел, чтобы она предстала перед нами в этой залитой лунным сиянием комнате. Я предложил:

— Давай оставим это до завтра!

Но Памела, стряхнув с себя оцепенение, взяла в руки коробку и открыла крышку. Под ней лежала аккуратно сложенная маленькая квадратная шаль из полосатого шелка со спутанной бахромой. Потом Памела вынула из коробки газовый веер, украшенный бисером, высокий черепаховый гребень, искусственную красную гвоздику, пустой флакон и пару кастаньет.

— Сокровища Кармел! — прошептала она едва слышно.

Мне стало жутко. Я старался отогнать мысль о тем, что мы пришли сюда не случайно, что-то привело нас в эту комнату, зачем-то было нужно, чтобы мы обнаружили эти вещи. Я ощущал рядом чье-то потустороннее присутствие. Я даже не сразу расслышал, что говорит Памела. Она повторила:

— У тебя есть спички? Что написано на флаконе?

В кармане моего халата нашелся коробок. Я зажег спичку и с трудом разобрал выцветшую надпись на флаконе, имевшем форму сердца: «Parfume Mimosee» [23] Духи «Мимоза» (фр.). .

Памела схватила меня за руку и, шатаясь, вскочила. Мы бросились вон из комнаты, заперли за собой дверь, и я спрятал ключ в карман. Пока я открывал парадную дверь, чтобы свежий ночной воздух выветрил запах мимозы, Памела сидела в холле на сундуке. Когда я снова закрыл дверь, запах исчез, но холл стал наполняться леденящим холодом.

— Ты что-нибудь видел? — прошептала Памела.

— Нет! И не желаю! Скорей! Бежим к тебе в комнату!

Памела была белее бумаги, она заколебалась, но ни на лестнице, ни на площадке никого не было видно, и мы поспешили наверх. Разожгли керосиновую печку, которая все еще стояла у камина Памелу трясло, она до сих пор сжимала в кулаке флакон.

— Он больше не пахнет, — удивилась она.

Действительно, от запаха и следа не осталось.

— Наверняка это вещи Кармел, правда? — спросила Памела робко и взволнованно.

— Боюсь, что сомневаться не приходится, — ответил я — Все это — непременные принадлежности испанских танцовщиц. Наверно, она позировала Мередиту в таком наряде. Конечно, это ее вещи.

И вдруг Памела воскликнула:

— Посмотри, что у меня с пальцами.

Она протянула мне правую руку, в которой сжимала флакон. Три пальца омертвели и стали как восковые.

— Возьми его у меня, — попросила Памела. содрогаясь.

Пальцы, державшие флакон, как бы свело, они стали точно деревянные, мне пришлось силой разжимать их один за другим, чтобы забрать флакон. Я долго грел и растирал руку Памелы, пока не восстановилось кровообращение.

— Не вздумай истолковывать это каким-то сверхъестественным воздействием, — успокаивал я сестру — Просто ты разволновалась и стиснула пальцы слишком сильно.

— Нет, Родди, конечно, тут что-то нечисто, у меня пальцы никогда не немеют, — запротестовала Памела — И потом, я же почувствовала этот зловещий холод, а ты разве нет?

— Не уверен, что на нас не пахнуло холодом со двора. — Я открыл дверь, намереваясь уйти к себе.

— Ох, не уходи пока.

Лестничная площадка была затянута сероватым туманом, но он не светился, и сердцевины, как в том облаке, которое я видел в прошлый раз, у него не было. Да и холод, как мне показалось, был просто дыханием сырого и пронизывающего северного ветра. Я выглянул из окна — луну закрыло рваными облаками, а по освещенному лунным мерцанием морю и по берегу скользили тени.

Вернувшись в комнату Памелы, я прикрыл за собой дверь.

— На лестнице холод и туман, но, я думаю, и то и другое естественного происхождения.

Памела покачала головой:

— Здесь, в комнате, холод точно такой же, как ночью в пятницу, когда мы поспешили увезти отсюда Стеллу.

— Хочешь спуститься в гостиную?

— Нет, подождем, посмотрим, не случится ли чего. Ничего не случилось.

Я пробыл с Памелой почти час, к концу которого температура в комнате стала обычной, туман на лестнице рассеялся.

Памела спрятала флакон в ящик туалетного столика и сказала, что, пожалуй, теперь ляжет спать.

— Но нам предстоит здорово поломать голову, правда? Ведь все, что происходило сегодня ночью, имело какую-то цель. И пальцы у меня никогда раньше не немели. Все это очень странно.