Анна Фауст - Пособие для внезапно умерших

Чак предложил разделиться на две группы, чтобы окружить индейцев и захватить их врасплох. Но сначала надо было выяснить, где они спрятались. Чак Спайер и еще один мальчик по имени Билл Смит решили пойти в разведку, чтобы найти их следы. Мне тоже очень захотелось с ними. К моему удивлению, они меня взяли.

Мы шли по опушке, внимательно подмечая, где сломана ветка, а где примята трава, – и чувствовали себя настоящими следопытами. В общем, настроение у нас было отличное, и, может быть, поэтому индейцы застали нас врасплох. Они нарушили правила. Ведь это они должны были убегать и прятаться, а мы их догонять. Они напали на нас неожиданно, и буквально через несколько минут мы стояли со связанными за спиной руками перед их вождем – Черной Ласточкой.

– Ну и что мне с вами делать? – злорадно спросила она.

В тот момент мне совершенно не было страшно. Потому что рядом были Чак и Билли, а уж вместе мы всегда могли что-нибудь придумать.

А Черная Ласточка между тем продолжала.

– Свяжите-ка их хорошенько, – скомандовала она, – и дадим им полчаса, если сумеют развязаться и убегут, значит, их счастье, а если нет… я знаю, что я с ними сделаю, – и она многообещающе улыбнулась.

Индейцы ушли, бросив нас связанными на опушке. Чак подполз к Билли и зубами стал разгрызать его веревки. Они были синтетические и не поддавались. Между тем время шло. Они провозились минут двадцать пять, прежде чем развязали Билла. Билл попытался освободить Чака, но не тут-то было. Его связали каким-то специальным узлом, а у нас, как назло, не было ничего острого, потому что индейцы отобрали ножи. Наконец Билл догадался взять тлеющую головешку от костра, оставленного индейцами, и попросту пережечь веревку.

Наше время истекло, послышался шум голосов, и Чак с Биллом бросились бежать, оставив меня на опушке. Когда индейцы во главе с ужасающей Черной Ласточкой вышли из леса, их уже и след простыл. Я знал, что ничего страшного «индейцы» со мной не сделают. Но предательство друзей… и даже не предательство, они про меня просто забыли, настолько я был для них не важен, маленький и никому не нужный.

Я не отрывал глаз от лица Черной Ласточки, надеясь прочитать на нем, что все это всего лишь игра. Но то, что я там увидел, напугало меня до полного оцепенения. Так чувствует себя кролик, которому посчастливилось остаться наедине с удавом. Так ощущает себя парашютист, у которого не раскрылся парашют.

– Смотри-ка, бросили своего, ай да Чак! Я от него ничего другого и не ожидала, – с удовлетворением произнесла Черная Ласточка, которая в Чака была безответно влюблена и поэтому искала повода поиздеваться над ним. А может быть, она была раздосадована тем, что он сбежал, может быть, ей хотелось полапать его, связанного.

– Придется тебе отдуваться за них. Положите его на траву и снимите штаны, – приказала она, и два индейца тут же с удовольствием это выполнили. А Черная Ласточка сорвала крапиву и отстегала меня ею по заднице.

Я знал, что плакать нельзя, но унижение было слишком сильным, и предательские слезы градом катились из глаз. Я опять почувствовал себя таким же слабым и беспомощным, как и тогда, в детской. И во всем была виновата она, Бизониха, ну и еще, конечно, эти засранцы Чак и Билли, бросившие меня на произвол судьбы.

Потом индейцы меня отпустили, и я поплелся искать своих, хотя мне хотелось умереть.

Когда я подошел к нашему лагерю, уже стемнело. Я не знаю, какую историю придумали Чак и Билли, чтобы оправдать мое отсутствие, но только на меня никто не обратил внимания. Жаловаться было некому.

На следующий день все наши ковбои во главе с шерифом вышли на тропу войны. Мы нашли беспечных индейцев купающимися в речке. Напали на них неожиданно, и поэтому нам удалось поймать нескольких и увести в плен. Это были девочки. Они не успели одеться, и в плен попали прямо в купальниках.

Они стояли спиной к спине, почти голые, со связанными сзади руками. Конечно, никто не собирался причинять им никакого зла. Но их надо было где-то держать, и мы выбрали для этих целей одну из спальных палаток. И я вызвался их караулить вместе с Джимом, мальчиком из моего отряда.

Мы прохаживались вокруг палатки, когда одна из них, Джеки, попросилась пописать. Но для этого надо было развязать ей руки, что давало ей прекрасную возможность сбежать. Тогда я сделал из нейлонового тросика петлю и накинул ей на шею. Так на поводке мы и пошли с ней за кусты. Ну а там мне уже ничего не оставалось, как все-таки развязать ей руки. Она сказала: «Ты что, так и будешь смотреть, как я делаю это?» – я вынужден был отойти и отвернуться.

Вдруг я почувствовал, как тросик сначала натянулся у меня в руках, а потом ослаб. Коварная Джеки аккуратно стянула его через голову и была такова. Я бросился вдогонку. Честно говоря, шансов поймать ее у меня было маловато. Джеки занималась легкой атлетикой и бегала чрезвычайно быстро. Однако, минут через пять, запыхавшись, я выбежал на поляну и увидел ее, сидящую под огромным дубом. Я подбежал к ней, повалил, перевернул на живот и снова связал руки. Конечно, при этом я не мог не касаться ее тела, ее намечающихся грудочек, а когда я связывал ей руки, я просто сел на нее верхом. И еще мне показалось, что ей тоже приятно. Я не торопился вставать с нее, внизу живота у меня разливалось что-то сладкое, тягучее, я никогда не испытывал ничего подобного.

– Тебе не больно? – спросил я. Она ничего мне не ответила. Она улыбалась. Тогда я наклонился и, сам не понимая, что я делаю, дотронулся губами до золотистого завитка у нее на затылке. Сердце гулко стучало в груди. Господи, неужели это делаю я? Я провел рукой по нежной впадине посередине ее спины. Спина ответила мне легким подрагиванием. Моя рука спустилась ниже и, отодвинув ее связанные руки, легла на ее маленькую попку. Как будто кто-то действовал вместо меня. Я спустил вниз ее трусики.

И тут словно молния мелькнула перед моими глазами, я вспомнил вчерашнее. Как Бизониха била меня крапивой. И тогда вместо того, чтобы гладить эту нежную белую попку, я со всей силы шлепнул ее. А потом еще и еще. Жаль, что крапивы под рукой не было. Джеки вскрикнула от неожиданности и попыталась вырваться. Но не тут-то было. Я сел на нее верхом и как следует отшлепал ее.

– Это тебе в наказание за то, что пыталась меня обмануть, – закончил я экзекуцию, а потом снова стал гладить ее. Еще я неумело поцеловал ее в губы. Джеки прижималась ко мне и… в общем, так здорово я не чувствовал себя никогда: сильным и любимым.

Мы оба понимали, что об этом никто не должен знать. И поэтому, когда возвращались в лагерь, я шел позади, держа в руках конец веревки, которым были связаны ее руки.