Алексей Тарасенко - Черный крест

Летчик нам обещает, что через два с половиной часа сядем в Париже. Впрочем, особо с ним общается только Гуськов и Князев, я же где-то через час после взлета начинаю засыпать. Нет, эти стариканы мне уже начинают нравиться. При заходе на посадку в парижский аэропорт нас обстреляли из ПЗРК. Самолет делает резкий разворот и заходит на посадку со второго раза, но уже на другой, запасной аэродром. Там стоят лишь наши военные самолеты. А первоначально мы должны были сесть в парижском гражданском аэропорту им. Шарля де Голля. Ну, так, если честно, мне и спокойнее. Вокруг наши и все под охраной.

Встречающие, соответственно, задерживаются, пока едут из одного аэропорта туда, где мы приземлились. А когда они все-таки приезжают — большой туристический автобус под охраной двух БМП и одного БТРа, — оказывается, что мы сами уже находимся на том самом месте, куда нас встречающие должны были перевезти и откуда нас должны были доставить вертолеты на место, на «объект 112».

Затем нас сажают почему-то в трофейные американские «ирокезы», и через четыре часа мы на месте.

02. Мерзость полного военного запустения.

Ни тебе сопротивления, ни тебе хоть небольшого обстрела. Никаких ПЗРК и крупнокалиберных пулеметов. Здесь даже деревья постепенно выздоравливают после «розового газа» — листья постепенно становятся хоть и очень темно-, но все-таки зелеными.

Затем достигаем — пешком, все нагружены, старички держатся молодцом, пукают, хрипят, потеют, но наравне со мной тащат снаряжение — замка.

На меня нахлынули воспоминания. Но видеоряд того, что я вижу вокруг, моих воспоминаний никак не поддерживает: внутри крепостной стены почти все сгорело. Полыхало, видимо, очень хорошо, так что обвалились даже некоторые каменные стены многоэтажных домов. Я почти не узнаю этого места. Сплошные развалины после большого пожара. Зато стоит храм. И на фоне этой всеобщей черноты и копоти его потрясающая белизна ошарашивает и действует угнетающе.

Транспортный вертолет с оборудованием прибывает через три часа. Летчики, управлявшие вертолетом и командовавшие рядовыми солдатами, которые были в вертолете грузчиками и разгружали вертолет в замке, нам сообщили: «Евангелиус» — ближайшая российская военная база — ввиду того, что партизанщина в этих местах минимальная, переместилась от этого места на расстояние двух часов лету ударного штурмового скоростного вертолета.

То есть мы здесь одни. Ну, как тут не вспомнить ее слов?

Ты один

В темноте

03. Пока мы располагаемся в храме, как в единственном более-менее уцелевшем здании в замке, прибывает взвод пехоты, чтобы всячески поддержать нашу экспедицию. Взводом командует мой старый друг по пехотному училищу Саша Рекуданов; здороваемся, долгие разговоры и воспоминания о прошлом. Сейчас у него в Москве молодая жена Наташа.

Князев, кажется доволен таким раскладом дел. Он улыбается. Наверное, наша с Сашей встреча что-то напоминает ему из его прошлого. А я — нет. Не очень понимаю. Это называется сейчас «спайка», когда ради здоровых отношений в армии, ради здоровой конкуренции ребят, которые учились вместе в военных ВУЗах, отправляют после вместе служить. В том числе и на войну. То есть ты воюешь, окруженный друзьями. Психологически проще. То есть ты видишь смерти своих самых лучших друзей. Психологически невыносимо. То есть ты имеешь возможность умереть на руках своих товарищей. Психологически, скажу вам, как мне кажется, так-сяк.

04. То есть к началу этой операции на «объекте 112» сосредотачивается 47 солдат Российской армии — 30 человек пехоты и командир Александр Рекуданов, 15 «старичков» из нашего отдела и я.

С неделю окапываемся на месте, превращая храм в неприступную крепость и оборудуя более-менее сносную вертолетную площадку, а то наши летчики уже и так на месте, при выгрузке оборудования, а потом при выгрузке Сашиного пехотного взвода, проявляли чудеса храбрости и изворотливости. Прилегающие к храму дома разрушены, и он торчит посреди замка один как перст.

Связь с Москвой опять долго не налаживается, но наш командир говорит:

— А ну и хрен с ней! — Потом, зачем-то лукаво так кося взглядом на меня и так молодецки-залихватски мне моргнув, прибавляет: — Вот если бы тут была Светлана, наш молодой специалист по связи…

Я смущенно улыбаюсь, но в этот момент выбрасываю из окошка магазины к «Стечкину» с холостыми патронами. Больше никогда, ни за что и нигде!

05. Впрочем, связь с Москвой налаживается, и Князев получает несколько факсов с подробным описанием карты и прочих мест, где по данным разведки находится «цель миссии». Роман Олегович дает мне прочитать эти листки, и я сразу понимаю, о каком месте идет речь.

— Я знаю, где это! Два года назад там был лагерь партизан. Сейчас же, насколько я могу понять, он должен быть уничтожен авиацией.

— Да, молодой человек. Вы не ошибаетесь предполагая, что партизан в том месте сейчас больше нет. Но вы точно просто не можете знать, почему их там сейчас нет. Дело в том, что из своего лагеря партизаны добровольно ушли. И при том очень давно. По данным же разведки Западного фронта их на это вынудил… знаете, кто? А наш с вами старый приятель!

Затем Князев приказывает всем институтским собираться на «экскурсию» в бывшее логово партизан; мы начинаем готовиться. А взвод пехоты во главе с моим старым другом по совету Масленникова — специалиста по уничтожению вампиров и по защите от них — от греха подальше решено оставить в замке, в храме.

Я только говорю Саше, чтобы его ребята как можно скорее замуровали или забаррикадировали — что угодно — вход в расселину, расположенную под храмом. Дверь, ведущую в коридор, ведущий в свою очередь в расселину кто-то когда-то так предусмотрительно разворотил, что вместе с косяком она валялась от дверного проема метрах в десяти. Странно это, особенно потому, что двери, ведущие в другие помещения, никак не повреждены и не тронуты.

С грехом пополам солдатики создают некую баррикаду. Которая, на мой взгляд, «парнишке» — просто раз плюнуть.

Затем я отпрашиваюсь у Князева и с разрешения Александра, взяв пять его человек, иду заделывать другой вход в расселину — из дома булочника. Ребята довольно споро машут кайлом и лопатами, и работа продвигается быстро. Навалив на люк тонны, наверное, две строительного мусора, мы возвращаемся в храм.

Время от времени ловлю на себе недоуменный взгляд Саши: «Что здесь происходит?»

06. А на рассвете, рано-рано утром, по такому, как раньше говорили, «холодцу раннего Господнего благословения» мы отправляемся «на экскурсию» на базу к партизанам. Князев разговаривает с Сашей Рекудановым о том, когда мы вернемся, о поддержке постоянной радиосвязи между нашими подразделениями, и вообще пытается всячески успокоить разволновавшегося Сашу заверениями о том, что скоро наша миссия закончится, все будет хорошо и Саша и его взвод быстро вернутся на свое место постоянной дислокации в Северной Бретани. Хе-хе. Вот я, честно скажу, ни в чем таком не уверен.