Шарлотта Джей - Кости мертвецов

— Могут быть и другие причины, — сказала Стелла.

— Какие причины? — В голосе его снова звучало раздражение. Казалось, он не признавал ничего, кроме собственной теории. — Почему же тогда, прожив год или около того в любой тропической стране, белые люди приходят к разладу с собой? Почему их личность начинает разлагаться? Почему их работа не приносит ожидаемых плодов? Почему они сводят счеты с жизнью, сходят с ума, спиваются, болеют?

Он замолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал громче и более страстно.

— Потому что они отказываются понять, что это явление, которое они, считая себя просвещенной расой, насмешливо отвергают, существует на самом деле. О господи! Как глупо! Они думают, джунгли — это английский лесок. Они ни разу не проводили ночь в джунглях, как я, одни. Они не хотят жить — из чувства проклятого богом превосходства, — как живут туземцы, нашедшие единственный путь к выживанию, — повинуясь инстинкту, изобретая различные хитрости, сознавая собственную незначительность!

Стелла молчала, и он пустился в рассуждения об инстинктах, об ощущениях, об интеллекте, который идет по ложному следу; о цивилизованном мире, утратившем внутреннее чутье. То и дело он останавливался и смотрел через плечо, и шедшие за ними туземцы тоже останавливались.

К полудню они добрались до деревни и решили расположиться там на ночь. Теперь до Эолы оставался всего день пути.

Вечером, пока носильщики готовили ужин, Стелла пыталась завязать разговор с Хитоло, но чувствовала, что он не хотел откровенничать с ней. Заняв оборонительную позицию, он держался настороженно.

— Носильщики завтра пойдут с нами? — спросила она. Но он только загадочно тряхнул головой, избегая ее взгляда. — Если не пойдут, мы оставим все здесь и возьмем только подарки и немного еды для жителей Эолы.

— У нас нет подарков, — равнодушно ответил он.

— Почему?

— В прошлый раз люди Эолы вернули все подарки.

— Не может быть. Мистер Вашингтон сказал, что у них было с собой много подарков. Перламутровые раковины и каури. И мистер Ситон это подтвердил.

Хитоло кивнул.

— Много подарков. Мистер Вашингтон, мистер Уорвик и мой брат принесли их назад. В Эоле плохие люди. — Он смотрел в сторону. — Плохие люди, — повторил он.

— Что о них говорят здесь? — спросила Стелла, махнув рукой в сторону деревни.

— Плохие люди, — уклончиво ответил он. Он говорил очень кратко, как будто тишина джунглей заставляла его ощутить бесполезность слов.

— Но они хотя бы видели их?

Он быстро огляделся по сторонам.

— Вада, — сказал он.

— Но ведь они поддерживают хоть какую-то связь с ними, — не сдавалась Стелла. — Эола всего в двадцати пяти — тридцати километрах отсюда.

— Вада убили много людей.

Разговор не клеился. Как бы хорошо Хитоло ни знал язык и обычаи белых людей, сейчас это знание притупилось. В нем заговорил страх предков. Стелла хотела бы знать, простил ли он смерть брата или же это страх лишил его памяти. Раньше он держался подчеркнуто обособленно от остальных папуасов — он работал в администрации, считал себя скорее белым, чем туземцем, — но теперь он не отходил от них. Когда он, оставив ее, направился к носильщикам, возившимся с костром, она почувствовала что-то вроде облегчения.

Но их провожатые, вопреки ее ожиданиям, не остались в деревне. Она проснулась рано, около четырех утра, и несколько минут лежала, глядя на серый свет, просачивающийся сквозь москитную сетку.

— Вы не спите? — спросила Стелла.

— Нет, — откликнулся Вашингтон. Услышав нотки облегчения в его голосе, Стелла поняла, что он лежал без сна уже несколько часов.

Сегодня решающий день, подумала Стелла.

— Нужно выйти как можно раньше. Вы не разбудите ребят?

Он ничего не ответил, но поднялся и вышел из хижины. По установившейся между ними молчаливой договоренности теперь решения принимала она. Через минуту он вернулся. Стелла уже встала и убирала постель.

— Они идут?

— Да. — По его тону невозможно было понять, что он думает на этот счет.

Они позавтракали и на рассвете выступили в путь. Накануне они шли по открытой местности, но теперь снова оказались в джунглях. Узкая тропа просматривалась всего на несколько метров. Хотя уже рассвело, в лесу царил полумрак.

Вашингтон пытался заставить туземцев возглавить шествие.

— Они могут сбежать, — объяснил он. Но туземцы отказались, и группу возглавили он и Стелла, шагая бок о бок по узкой тропе. Стелла чувствовала, что он, поминутно прикасаясь к ее руке, плечу, колену, искал защиты от одиночества. Несколько раз она замечала, как его пальцы невольно тянулись к ее руке. Но он, заглушая в себе неуверенность и страх, вовремя спохватывался и отдергивал руку.

Носильщики не отставали от них ни на шаг. Теперь они не переговаривались и двигались так тихо, что приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что они еще здесь. Время от времени Вашингтон останавливался и смотрел через плечо. Его неусыпный надзор придавал носильщикам храбрости, и, как лошади передается страх седока, им передалась его тревога.

Они заговорили только однажды, когда в джунглях впереди раздался кудахчущий крик. Все как один остановились; даже Стелла застыла на месте.

— Это всего лишь птица, — пробормотала она.

Вашингтон, весь сжавшись, словно испуганная собака, проговорил;

— Никогда не слышал, чтобы так кричала птица. — Глаза его дико бегали, лицо окаменело. Он не осмеливался повернуться и показать другим свою, слабость.

Крик повторился, на этот раз более отдаленный и больше напоминающий крик птицы. Носильщики неохотно поплелись дальше.

Но этот крик сильно подействовал на них. Когда через пять минут Вашингтон снова оглянулся, их уже и след простыл.

— Они сбежали!

Стелла резко обернулась. На тропинке никого не было. Она побежала.

— Хитоло! Хитоло!

Она слышала позади топот ног Вашингтона. В пятидесяти метрах от поворота они увидели валявшиеся на тропе вещи. Стелла остановилась.

— Бесполезно, — сказала она. — Нам их не догнать.

Она посмотрела на вещи. Судя по всему, их бросили в панике.

— Хитоло! — Она поднесла сложенные рупором ладони к губам и снова позвала: — Хитоло! — Но голос ее затерялся в чаще.

Вашингтон стоял рядом. Стелла чувствовала его молчаливое присутствие, но даже не повернулась к нему. Ей стало страшно.

— Хитоло! — еще раз крикнула она. Крик приносил облегчение. Он прогонял страх, хотя не было никакой надежды услышать ответный отклик.

Вашингтону ее громкий голос казался дерзким нарушением безмолвия джунглей. Какое-то время он стоял, не шевелясь и не издавая ни звука, потом хрипло выкрикнул:

— Хватит! Хватит!

Только тогда она повернулась к нему. Его голос напомнил ей о том, что она не одна. Она обернулась, и взгляды их встретились.