Сергей Пономаренко - Проклятие рукописи

— Нет, Стефания. Я хочу, чтобы ты все время находилась рядом… но не на императорском троне. Византийская царевна уже высадилась на берег Италии и в сопровождении архиепископа Миланского Арнульфа не позднее чем через две недели будет здесь.

— Ты будешь обладать византийской царевной, мной, строить свою империю, а чем буду владеть я?

— Я тебе подарю земли, замки.

— Сделай меня патрицией Рима, ведь уже были такие прецеденты. Ты ведь знаешь, я имею на это право. — Женщина гордо вскинула головуй посмотрела любовнику в глаза, пытаясь проникнуть в его мысли.

Императору вспомнилось, как на плоской крыше замка-крепости Святого Ангела поспешно установили виселицу, на которой вздернули за ноги окровавленное обезглавленное тело патриция Креценция. Остальные осужденные с ужасом ожидали своей участи. Группа возбужденных римлян подвела к нему растрепанную, в изорванной одежде вдову патриция Креценция — Стефанию. Он выслушал много гневных слов, обвиняющих ее, от него требовали правосудия. Находившийся рядом палач с окровавленным мечом, возбужденный от пролитой крови, почуял, что сможет поживиться, он жадно глядел на платье вдовы, украшенное драгоценностями, — будущая награда за его труд. Судьба молодой женщины была в руках императора, и только в его. «Но как она божественно красива, даже в таком виде! Может, оказать милость ей, вдове бунтовщика, — оставить жить, лишив всех богатств, владений, отправив в изгнание?» Он оставил решение до вечера, а ночью забылся в ее жарких объятиях.

— Я уже третий год с тобой. — Красавица проявила решимость, желая выяснить, кто она для Императора: временная фаворитка или значит для него много больше? — Когда тебя изгнали из Рима, я, не раздумывая, последовала за тобой, вызвав этим у многих ненависть. Даже когда ты захватишь Рим, я не буду там спокойна за свою жизнь.

— Тебя прельщает судьба Мароции? — сухо поинтересовался император. — Ведь только она сумела стать властительницей Рима после смерти мужа — патрицией и сенатриссой.

Дочь римского консула Тускулума Теофилакта Мароция затмила славу своей матери, развратной Феодоры, делавшей своих любовников Папами. В пятнадцать лет Мароция стала любовницей Папы Сергия III, а в дальнейшем, чтобы добиться папской тиары для любовника, способствовала свержению и удавлению Папы Иоанна X, бывшего любовника ее матери. После смерти мужа она стала полновластной хозяйкой Рима, приняв титул патриции и сенатриссы — Domna Senatrix. После своих любовников Пап Льва VI и Стефана VII она сделала Папой своего двадцатилетнего сына — он стал Иоанном XI, но не отличался благонравным поведением. Однако вершиной ее интриг было возведение в папский сан внука — он стал Папой Иоанном XII в восемнадцать лет и предавался разврату, насиловал чужих жен, девиц и вдов, пока не был убит в момент прелюбодеяния ревнивым мужем.

— Нет, есть и другие примеры. Ведь не так давно ты доверил управлять Германским королевством своей тетке, аббатисе Кведлинбургской Матильде, присвоив ей титул «матриция».

Император вздрогнул, словно с его глаз спала пелена, — за красивой внешностью своей любовницы он только теперь рассмотрел непомерное желание власти, ставшее для нее важнее всех остальных чувств. Отдавшись ему в день казни мужа, она лживо шептала слова о якобы внезапно проснувшейся любви. Вначале хитроумно отказываясь от дорогих подарков, она тем самым заставляла его преподносить ей более дорогие дары, но ей было мало богатства, ей хотелось большего — власти. Ему вспомнилось, что рассказывал ученый грек Спиридон, недовольный его сближением со Стефанией:

— Большинство преступлений, совершенных патрицием Креценцием, лежат на совести Стефании. Она жаждала все большей власти и богатства, подталкивала того на борьбу с императором за Рим. Именно ей удалось уговорить престарелого Иоанна Филагата согласиться стать понтификом. Она исчадие ада с ангельской внешностью!

Император тогда не поверил греку и отослал его приором в Саксонию. А теперь он сожалел об этом, разглядев змеиную сущность этой женщины. Но Стефания, почувствовав изменившееся отношение к ней императора, рассмеялась — это был легкий, как звон серебряного колокольчика, заразительный смех. Сразу же вспыхнувшие в душе императора подозрения растаяли, как снег под весенним солнцем. Он вновь видел в ней влюбленную женщину, страстную любовницу и умную собеседницу, давшую ему немало разумных советов. Она, имея свои глаза и уши в осажденном Риме, советовала императору немного подождать, и тогда город сам распахнет перед ним ворота, как было в прошлый раз. Ведь одно дело — вступить в город, должный стать столицей вселенской империи, как захватчик, неся огонь и кровь, а другое — войти через открытые ворота, под праздничный перезвон колоколов церквей Вечного города, войти, как хозяин, вернувшийся к себе домой.

Женщина легко соскочила с ложа и, наклонившись, наполнила золотой кубок вином.

— Ваше величество, римский, саксонский и италийский слуга апостолов, Божьим даром всемирный император Оттон III, — торжественно начала она, глядя на него искрящимся полным страсти взглядом, от которого у императора закружилась голова, и он почувствовал нарастающее возбуждение внизу живота.

— Мне достаточно, чтобы меня называли Оттоном, слугой апостолов, — шутливо произнес он.

— Эти титулы — лишь золотое обрамление к тебе, редкому самоцвету, чистейшему бриллианту, вершителю судеб, — серьезно произнесла она. — Я счастлива, что была удостоена твоего внимания. Мне ничего не надо. Я просто влюбленная женщина, немного ревную, немного волнуюсь, зная, что вскоре ты будешь сжимать в своих объятиях другую и забудешь меня.

— Моя женитьба нам не помеха. Мы с тобой будем видеться, может, не так часто, но ты все время будешь недалеко от меня и ни в чем не будешь нуждаться — я об этом позабочусь, — возразил император.

— Промысел Божий распорядится нашими судьбами, и не следует давать никаких обещаний. Я пью за твое здоровье, удачу, благополучие. Чтобы в бою тебя миновало вражеское оружие, а дома — вероломство друзей. — Она жадно припала к кубку и опорожнила его наполовину.

— Раздели это вино со мной, — попросила она, протягивая кубок, своей тяжестью заставивший задрожать ее руку.

Она резко тряхнула волосами, так что тяжелый золотой гребень упал на пол. Император взглядом проводил его, не заметив, как над кубком мелькнула вторая рука женщины, лишь на мгновение над ним задержавшись. Император принял кубок, сделал глоток вина и скривился:

— Мне больше нравятся рейнские вина, чем итальянские. Это горчит. Завтра отправлюсь в Паттерно и, если в течение трех дней Рим не откроет ворота, пойду на штурм.