Шеррилин Кеньон - Танец с дьяволом [Зарек и Астрид]

Астрид затаила дыхание: Зарек пожирал глазами ее тело с такой страстью, что взгляд его ощущался физически как прикосновение.

Вот он сошел с кровати и начал стягивать штаны.

Во все глаза смотрела она на его мощное, напряженное мужское естество — смуглое, обрамленное завитками угольно-черных волос. Никогда она не видела ничего столь же мужественного. Как же он прекрасен! Ее темный воин. В отличие от него, она знала, что этот сон реален. И, когда оба они проснутся и вспомнят о том, что произошло, — должно быть, она сильно об этом пожалеет.

Ее долг — оставаться беспристрастной. Но она нарушила кодекс Судьи: позволила себе ощутить сострадание к боли Зарека и страсть к нему самому.

И теперь хотела облегчить его боль. Любым способом. Любой ценой.

Ни один человек не заслуживает такой судьбы, какая выпала ему. Таких унижений, такой всеобщей ненависти.

Он накрыл ее собой и сжал в объятиях. Астрид прищурилась, наслаждаясь его тяжестью, впитывая каждой своей клеточкой ощущение его мощного, мускулистого тела.

Зарек задыхался от наслаждения. Никогда он не испытывал ничего подобного!

Руки ее нежно гладили его по мускулистой спине. Вот она распахнула ресницы и снова взглянула ему прямо в глаза.

И в прекрасных глазах ее не было ни гнева, ни отвращения.

Только тепло. Только радость оттого, что он с ней.

Он нежно поцеловал ее, затем поймал губами ее верхнюю губу и сжал, наслаждаясь ее сладостью.

Когда он был смертным женщины, завидев его, отшатывались. А если он осмеливался подойти слишком близко — визжали и кидали в него чем попало.

Много ночей он пролежал без сна, пытаясь представить себе, каково это — обнимать женщину. Чувствовать, как тебя обвивают ее руки.

И вот это случилось — и оказалось неизмеримо лучше всего, что он мог вообразить!

Ни за что он не оставит ее по доброй воле! Он будет любить ее снова и снова, пока оба они не лишатся сил… или пока не кончится сон.

Астрид застонала, когда Зарек, прервав поцелуй, скользнул губами по ее шее вниз, к груди. Твердое орудие его упиралось ей в бедро, жарко и требовательно, и это интимное ощущение порождало сладкую дрожь во всем теле.

Нежно сжав рукой ее грудь, он обвел языком набухший сосок, а затем втянул его в рот и принялся сосать, чуть покусывая.

Она обхватила его голову ладонями и смотрела на него, слушая его тихие, умиротворенные вздохи. Казалось, ее тело для него — божественная амброзия. Он не мог насытиться ею: лизал, кусал, дразнил, пробовал на вкус каждый дюйм ее кожи — и все ему было мало!

Ни одному мужчине до сего дня она не дозволяла столь интимной игры со своим телом. И теперь ужасалась при мысли о том, куда все это может ее завести. Что такое секс, Астрид до сих пор знала лишь теоретически; собственные чувства изумляли ее и пугали.

Что с ней происходит?

Разве нимфа справедливости не должна быть холодной, бесстрастной, не должна всегда сохранять спокойствие и ясный разум?

И, разумеется, не должна превращаться в игрушку мужчины!

Но все это теперь неважно. В конце концов, мама поймет — ведь у самой Фемиды множество детей! Отец Астрид — смертный, чье имя мать никогда не произносит. А об отце ее сводных сестер, Судеб, не известно ничего — не только имя, но даже то, человек это, бог или демон.

Так что, разумеется, мать простит ей это прегрешение.

Одна ночь любви — неужели для нее и это слишком много?

Впрочем, сейчас Астрид начинала подозревать, что одной ночи с Зареком ей окажется слишком мало.

От нежного аромата Астрид, от мягкости и нежности ее тела у Зарека кружилась голова. Она тихо стонала от наслаждения, а он со звериным рычанием продолжал наслаждаться ее близостью, вкушал каждый дюйм ее чудной плоти.

Вкушал — и все не мог насытиться.

Астрид вскрикнула в экстазе, когда он, раздвинув ей ноги, припал устами к ее естеству.

Она не могла ни шевельнуться, ни вскрикнуть, так захватило ее пламя неведомого прежде наслаждения. Каждое движение его языка и губ дарило ей новое, немыслимое блаженство.

Она и не знала, что такое бывает!

Будь она смертной, наверное, умерла бы от счастья!

Но Астрид не спешила умирать. Наоборот, ей хотелось еще и еще!

И еще… И еще…

С колотящимся сердцем она приподняла голову, чтобы взглянуть на Зарека. Глаза его были закрыты, а на лице отражалось такое удовольствие, словно он, вкушая ее, наслаждался не меньше, чем она — его сладостная «пища».

Она зарылась руками в его шелковистые волосы и раздвинула ноги шире, приглашая его проникнуть в самые потаенные уголки ее существа. Зарек тихо рассмеялся, от этого по телу ее прокатилась новая волна наслаждения, — а затем слегка потерся небритой щекой о самое чувствительное ее местечко.

Астрид громко застонала.

Пальцы его скользнули внутрь и принялись аккуратно обводить тот самый уголок, что ныл от страстной жажды принять его в себя.

Он не спешил; нежно и аккуратно он ласкал Астрид, пока все тело ее не запылало.

Боги, возможно ли на земле такое блаженство?

Восторг ее рос и рос — и наконец не стало сил его удерживать. Имя Зарека сорвалось с ее губ, и впервые за долгие тысячелетия своей жизни Астрид испытала оргазм.

Но Зарек не останавливался! На ее стон он ответил удовлетворенным рычанием — и продолжал мучить ее сладкой мукой, пока она не взмолилась:

— Зарек, пожалуйста! Пожалуйста, хватит! Остановись!

Он поднял голову и устремил на нее пылающий взор. Уголки его рта изогнулись в непривычной улыбке.

— Остановиться? Принцесса, да я только начал!

Словно огромный свирепый зверь, он прополз вверх по ее телу, не отрывая губ от ее благоуханной плоти — пока наконец лица их не оказались друг с другом вровень.

Он сжал ее лицо в ладонях и снова яростно, страстно прильнул к ее губам.

Астрид застонала, ощутив, как он властно раздвигает коленом ее ноги. Жесткие курчавые волосы его щекотали ее нежную плоть, вселяя дрожь сладостного предвкушения.

От аромата и вкуса Астрид у Зарека кружилась голова. Она извивалась под ним, лаская его руками, ногами, всем телом. А когда ладони ее легли на его ягодицы и плотно прижали к ее телу, когда она вновь, задыхаясь, выкрикнула его имя… неужели возможно еще большее наслаждение?

Впервые за две тысячи лет он чувствовал себя человеком.

И еще — чувствовал себя желанным.

Раздвигая ее ноги еще шире, он приподнялся и взглянул ей в лицо.

Да, этого он и хотел. Хотел, чтобы она содрогалась под ним, влажная и жаждущая, в нетерпении ожидающая, когда он в нее войдет. Хотел ощутить, как обволакивает его ее тепло, ее мягкость, ее непорочная белизна.

Он хотел видеть ее лицо в миг, когда овладеет ею. Хотел знать, не пожалеет ли она о том, что ему позволила.