Сергей Пономареко - Седьмая свеча

— Извините, Глеб, но в это время у нас отключают электричество. Идемте, я вас проведу, — заговорило привидение голосом Мани, и Глеб облегченно вздохнул.

— Спасибо, а то я как-то потерял ориентацию, — сказал он, и ему стало стыдно, так как голос его дрожал — нервное напряжение еще не полностью спало. — Продрог чертовски, слышите, даже голос дрожит, а одежду не могу найти.

— Не волнуйтесь, я быстро проведу туда и назад, не успеете замерзнуть, — шепнула Маня и, взяв его за руку, повела за собой.

Рука была горячая и чуть влажная. Женщина шла довольно быстро, и Глеб удивился тому, что слабый огонек свечи выдерживает их темп движения. Вдруг она резко остановилась, и он налетел на нее и непроизвольно обхватил свободной рукой. Сквозь тоненькую рубашку он ощутил упругое горячее тело, и его сразу бросило в жар. Ночная рубашка спереди была с большим вырезом, и его рука скользнула по голой груди, слегка задев ее вершину, мгновенно отвердевшую. Женщина тихо вскрикнула от возбуждения и развернулась к нему лицом, на секунду задержав рукой его руку на своей груди. Глебу, испытывавшему сильное возбуждение, показалось, что на женщине, несмотря на холод в доме, ничего под рубашкой не надето. Чтобы проверить свое предположение, он провел рукой по ее спине до поясницы и убедился, что прав. Она задрожала и тесно прижалась к нему, обвив его руками. Он обнял ее за талию и тут с удивлением почувствовал, что она падает, увлекая его за собой. Не успев толком испугаться, он оказался на ней и услышал, как под тяжестью их тел тихо скрипнула софа. Не оставляя ему времени на размышления, она опытной рукой освободила его от трусов, майки и начала жадно ласкать, приведя в состояние, близкое к эйфории. Забыв обо всем на свете, он предался с этой женщиной сумасшедшему сексу.

Глеб почувствовал, что замерзла нога, торчащая из-под одеяла, и проснулся. Он лежал на кровати в спальне, в трусах и майке, закутанный в красное ватное одеяло, на котором был старый пододеяльник. Через открытую дверь заглядывало серое утро. Комнатушка, служившая хозяйке спальней, была невероятно крохотной, здесь помещались только большая железная кровать с пружинной сеткой и полированными шариками на спинках и маленький одежный шкаф. Вначале Глебу показалось, что окон нет, но потом он понял, что единственное окно, закрытое ставнями, почти полностью загородил шкаф. Комната была очень узкая, похожая на нишу. От дыхания изо рта вырывался пар. Одежда Глеба громоздилась живописной кучей прямо на полу, возле шкафа.

Чертыхнувшись, Глеб соскочил с кровати и быстро оделся, мечтая о горячем чае. В доме царила тишина. В гостиной софа была сложена, Мани не было, и ничто не указывало на то, что не так давно они вдвоем на ней были охвачены необузданной страстью. На столе заманчиво поблескивал графинчик, в котором оставалось еще немного водки, но Глеб хмуро отвел от него взгляд. Возможно, ему придется с утра сесть за руль, а когда от тебя несет алкоголем, по закону подлости можно запросто напороться на гаишников. Вспомнив о запахе изо рта, он решил взять в машине туалетные принадлежности. «Да и побриться не помешает, — подумал он, проведя рукой по подбородку. — Правда, у некоторых народов в дни скорби родственники покойника не бреются, не причесываются, но у нас это не принято». Выйдя во двор, он увидел Маню, входившую через калитку. Она по-прежнему была одета в куртку-фуфайку и черный платочек.

— Доброго вам здоровья, — поздоровалась она. — Хорошо, что встали, а то я за вами. Сейчас придут копачи завтракать, и вас заодно накормлю. Еще надо будет поехать в колхозную камору — мясо выписали, нужно получить, а в одиннадцать заехать за пампушками к бабе Кате.

Ничто в ее поведении не указывало на то, что она разговаривает с мужчиной после ночи страсти. Лишь под глазами у нее появились синеватые отеки после бессонной ночи. Такое поведение Мани задело Глеба, и он иронично спросил:

— Ну, как прошли ночные бдения у гроба покойницы?

— Да как… Ни на минуту не удалось сомкнуть глаз. Целую ночь бабы приходили, прощались, будто другого времени у них не будет. А в пять утра надо было печь растопить — пирожки решили испечь с капустой и картошкой. А Олечка, сердешная, так на стуле и заснула, на рассвете. Решили ее не будить, а я за вами, позвать, значит, завтракать, — затараторила она, словно не заметив намека в его словах.

Глеб от изумления чуть было не открыл рот. Допустим, вначале ему приснился стопроцентный сон-ужастик, но второй сон был настолько реальным, что Глебу даже захотелось обмыться. Неужели он бредил? С ее слов, она целую ночь провела в доме покойницы, но с кем же тогда он ночью занимался любовью? Да и по манерам и разговору она мало напоминала вчерашнюю Маню, не ту, какой она была ночью, потому что тогда разговоров почти не было, но и не ту, которая вечером рассказывала историю жизни тещи, а потом, странно опьянев, ушла.

«Может, я занимался сексом с ней во сне? До сих пор помню упругое, налитое силой и здоровьем тело, удивительную, манящую нежностью кожу. Хотя кто разберет, что у нее под этой одеждой? Наверное, все-таки приснилось. Ночью она легонечко шла по полу, а теперь еле двигает ногами. Взять и в упор спросить Маню, трахался я с ней ночью или нет?»

— Да, — сказала Маня, и Глеб остолбенел. Ведь он всего лишь подумал, а не вслух задал вопрос.

— Что — да? — переспросил Глеб.

— Вы такой рассеянный сегодня, Глеб. Вы только что спросили меня: не смогу ли я помочь все приготовить для панихиды на девять дней, и я согласилась.

— А как я спрашивал, вслух или мысленно? — уточнил ошалевший Глеб.

Маня звонко рассмеялась, потом прикрыла рукой рот и сказала:

— Господи, прости — в такой день смеяться! Ну конечно вслух — мыслей не читаю, я ведь не бабка Ульяна. Странный вы сегодня какой-то. Идемте быстрее, наверное, уже копачи пришли.

С давних времен в селах чтят традиции и соблюдают обряды уже несуществующей общины. Тогда все делалось сообща: радовались, трудились и печалились вместе, особенно ярко это проявлялось во время самых значительных деревенских событий — на свадьбах и похоронах. Эти два таких разных события имеют и что-то общее, это относится к их организации. Хотя каждому из них присущи определенные ритуалы, знаки, фетиши, традиционно и свадьба, и похороны безразмерно растягиваются во времени, сопровождаются громадным потреблением пищи и спиртного.

Похороны собирают множество людей, которые сочувствуют, жалеют покойника, как никогда при его жизни. Если бы все добрые, хорошие слова, звучащие на поминках, могли реально повлиять на жизнь ныне покойного, может, и похороны не пришлось бы устраивать.

Копачи уже чинно расселись за столом, всем своим видом показывая, как важна их миссия. Их было восемь человек, и все они никуда не спешили. Глеб, который позже их сел за стол, успел позавтракать и несколько раз проделать маршрут двор — дом — улица — дом. Наконец копачи поднялись, взяли «сухой паек» — внушительный сверток с провизией и два литра водки в стеклянной трехлитровой банке — и отправились копать могилу. Глеб отметил про себя некоторую странность в поведении отдельных женщин. Они украдкой на него посматривали и быстро отводили глаза, когда встречали его взгляд, а две молодухи, забыв, где находятся, даже захихикали. Особенно не переживая по этому поводу и сочтя хихиканье следствием прирожденной глупости или смешливости, он наконец увидел жену, подъехавшую на старенькой «ауди» соседа, жившего напротив. Тот, как галантный кавалер, вышел из машины, обошел ее и, повозившись с дверцей, выпустил Олю, окинув Глеба ненавидящим взглядом. Глеб чуть было не почесал затылок, недоумевая, когда же он перешел дорогу этому черноглазому сорокалетнему брюнету, с которым в редкие посещения тещи только коротко здоровался? Знал, что тот живет вдвоем с незамужней сестрой, имеющей нескладную фигуру и обилие мужских гормонов, о чем свидетельствовали обесцвеченные усики и плохо выщипанные волоски на подбородке. Глеб быстро подошел к ним и чуть было не отшатнулся, увидев горящие злостью глаза Оли.