Е. Бирман - Застолье теней

Когда ангелы, отшуршав обертками конфет, вернулись в кабинет Распорядителя Столов, дама без бровей и с ожившим быстрым ртом, сказала оживленно, будто у нее никогда не болели уши:

— Они говорили по-французски, чтобы мы не поняли. Этих двух ангелов не было, когда мы пели «Марсельезу».

— И? — спросила Блинда, нахмурившись.

— Видели этого красавчика-ангела с криминальной рожей?

— Вышел ангел из тумана, вынул ножик из кармана, — комментарий господина Гликсмана.

— Вот только пырнуть по-настоящему не во что, — заметил Бруталюк.

— Ну же! — нетерпеливо подстегнула Блинда, игнорируя остроумие бывших мужчин.

— Этот красавчик сказал другому ангелу: «А вчера он достал… и слизнул с пальца…» — Небольшое личико дамы без бровей и с быстрым ртом съежилось, на глазах мелькнули слезы, впервые в ее лице взгляд притягивало не отсутствие бровей и быстрый рот, а совершенно обыкновенные уши.

— Что слизнул? — спросил Бруталюк басом.

— Я не поняла, — сказала дама без бровей и с быстрым ртом и обыкновенными ушами и теперь окончательно заплакала. — Я надеюсь, что не поняла, — сказала она.

— Ну ладно, — сказал господин Гликсман, нахмурившись. Увидев, как помрачнело лицо Блинды, он подумал, что она, наверное, преувеличивает свою роль в происшедшем с Распорядителем Столов. — Знание текста «Марсельезы» еще не говорит о том, что без постоянной практики наша уважаемая сотрапезница сохранила такой французский, который позволяет ей понимать беглый разговор ангелов. «Если она вообще знает что-нибудь, кроме текста „Марсельезы“», — подумал он про себя.

— Мне кажется, я слышала слово «связан». — То, что дама без бровей и с быстрым ртом не обиделась на публично высказанное недоверие к ее профессионализму, будто и не заметив его, сделало оба ее сообщения еще более правдоподобными.

— Кто связан? Распорядитель Столов связан? Ангелы связали его? — спрашивает Блинда резко.

— Я не знаю, я не поняла, кто связан, — продолжает плакать дама без бровей и с быстрым ртом, и Блинда нетерпеливо отворачивается от нее и все больше мрачнеет.

Реакция Блинды имеет дополнительное объяснение. Этот подслушанный дамой без бровей и с быстрым ртом обрывок фразы напомнил ей синие рукавички с изображением голландских мельниц, которые надели на руки ее матери в доме престарелых после перенесенного ею тяжелого инсульта, чтобы она не могла сделать ничего негигиеничного или неприличного: разве что почесать большим пальцем рукавицы под мышкой. А она, Блинда, за несколько лет в Застолье даже не попросилась ни разу на экскурсию к материнскому столу. Теперь она пыталась оправдаться перед собой тем, что ей ужасно не хотелось увидеть и здесь мать в тех самых рукавичках в компании какого-нибудь ангела с деревенским лицом и большими красными руками, кормящего ее с ложечки.

— У меня совершенно перестали болеть уши, — заявила дама без бровей и с быстрым ртом, и на ее лице появилось счастливое выражение выздоравливающих эгоистов.

— Такое случается при стрессах, — заявил господин Гликсман, самозваный специалист по стрессовым ситуациям, рассчитывая таким образом отвлечь Блинду от дурных мыслей. «Довольно мило с его стороны!» — подумает Блинда, казалось господину Гликсману. Но Блинда ничего не подумала и принялась тыкать вилкой в вермишель с творогом. Чуть позже она все же подумала о нем: у господина Гликсмана, видимо, слабые зубы, решила она, глядя, как воинственно он ест яблоко, которое не стал разрезать ножом, а расправлялся с ним, прищуривая правый глаз и становясь похожим на пса с костью, которую он придерживает лапой. Ах нет, это, кажется, только кошки придерживают кость лапой, у пса на это не хватит мозгов.

Обращенную к нему улыбку Блинды господин Гликсман неверно истолковывает как поощрение и пускается в рассуждения.

— Масштаб человеческих эмоций ограничен и всей амплитудой может прикладываться к совершенно пустяковым происшествиям, — говорит он. — Однажды у меня из моей домашней швабры выпал болтик, крепивший пластмассовую ручку, которую следует вращать, отжимая тряпку. Болтик я тут же поднял, а вот гайку найти не смог. Пользоваться шваброй стало неудобно, но она, такая привычная, была свидетельницей счастливых времен моей жизни, так что я и в мыслях не держал завести новую швабру. Починкой же старой заниматься мне было лень. И вот однажды в уголке, в щербинке между двумя плинтусами, я разглядел темную ржавую гаечку, которую тут же немедленно опознал как драгоценную потерю, хотя раньше на нее, разумеется, никогда не обращал внимания. До какой высоты прыгнуло у меня тогда настроение! Помните ли вы аттракцион в увеселительных парках, когда нужно ударить молотом посильнее, отчего грузик взлетает по мерному желобу вверх? Так же прыгнуло мое настроение, когда, кинувшись проверять, не потерялся ли болтик, я нашел его среди бумаг и счетов. Это был настоящий праздник! Я навинтил гайку на болтик и, решив произвести починку швабры тогда, кода она мне в очередной раз понадобится, положил их на то же место, где нашел болтик, полагая, что раз теперь я так легко нашел болтик, то уж во второй раз я найду его, опираясь на сигнал счастливого воспоминания. Увы! Когда я в очередной раз достал швабру и вспомнил о находке, болтик с гайкой будто провалились сквозь землю. Может быть, и в самом деле стоит поискать их под этим столом? — засмеялся господин Гликсман, хлопая ладонью по краю стола. — Как я был огорчен! Или до чего я приходил в бешенство, когда автомат принимал монету, а пакет с чипсами, легкий такой, воздушный, зависал за стеклом прямо у меня перед глазами, и никакими пинками и ударами нельзя было смутить его пухлой раскорячки!

«Когда наконец этот инженер вставит… как это называется? — чоп! в источник своего глубокомыслия!» — подумала Блинда.

Жутковатое предзнаменование грядущих перемен всколыхнуло Пирующих — у дамы без бровей и с быстрым ртом начались месячные, что предполагалось абсолютно невозможным в Застолье. Она поделилась этой новостью только с Блиндой, но была так возбуждена, что вскоре по ее жестикуляции и другие Пирующие стали догадываться о причине переполоха. Кинематографическая мать осталась равнодушной. Зато Мясо, последним осознавший новость, залился густой краской и ото лба до верхней губы покрылся испариной, так что седой даме пришлось протереть ему лицо сначала смоченной в воде со льдом, а затем сухой салфеткой. Предчувствия, похожие на регулярно вспыхивавшие «Там» ожидания конца света, изменили атмосферу Застолья, сделав ее взвинченной и нервозной.

— Они его точно привязали к постели, — еще через неделю предположил Бруталюк.

— А почему он вообще здесь, а не там? — внезапно спросил господин Гликсман, довольно точно, в отличие от Блинды, указывая на Землю.