Андрей Дорогов - Неомаг

Голос мягко звучал у меня в голове.

- Грудь-живот, живот-грудь, скользи вниманием по телу. Расслабь мышцы лица и шеи, двигайся вниманием вниз. Спина и грудь, поясница и живот, затем ноги. Отслеживай напряжения, расслабляй их. Почувствуй каждую клеточку тела, каждый палец на руках и ногах. Почувствуй тяжесть в теле. Земля прижимает тебя к своей груди.

Я пытался следовать его указаниям, получалось плохо. Тело ощущалось деревянным обрубком. Я не чувствовал пальцев ног, спина была как сведенная судорогой нога, вся в затвердевших мышечных валиках. Постепенно, следуя за его голосом, мне удалось расслабиться. Кончилось это тем, что я уснул.

Так продолжалось неделю, пока я не окреп. Утром выползал на улицу, лежал на солнышке, пытаясь расслабляться. Через день Дед парил меня в бане и отпаивал молоком. Старика я почти не видел, он уходил куда-то пока я еще спал и возвращался под вечер. На седьмой день, я чувствовал себя достаточно крепким, что бы ехать домой. Уезжать не хотелось. Но я не знал, как сказать об этом Деду, хоть чувствовал, что он чего-то хочет от меня, только не мог понять что.

Дед сам подошел вечером ко мне. Я сидел на лавке, которую выволок из избы, и ловил телом последние закатные лучи. Старик присел рядом, пожевал густой ус.

- Вот что, я тебе скажу, сынок, ты достаточно окреп, что бы вернуться к себе.

- Вы меня гоните?

- Нет.

- Я буду слышать голоса окружающих?

- Будешь.

- Что же мне делать? - я чувствовал отчаянье, мне с ужасом представлялось, что в моей голове будет царить людской хаос, сводящий меня с ума. Лучше уж в петлю.

- Ты можешь остаться у меня. Я научу тебя как от этого защищаться.

- Правда, можно?

- У тебя остались в городе незаконченные дела?

- Не знаю, может быть. Меня наверно ищут.

Дед достал из кармана, маленький православный крестик.

- Надень.

- Что это?

- У тебя будет неделя, что бы завершить дела, на это время он защитит тебя от чужого присутствия, потом возвращайся.

Он поднялся и ушел. Эту ночь в доме я провел один, а утром уехал...

Максим встал, походил, разминая ноги. В парке совсем сгустилась темнота. Помолчал размышляя, Иван не торопил его. Наконец заговорил.

- С делами разобрался быстро. Собственно и дел особых не было. Надо было решить, что делать с квартирами. Это я решил быстро. Нашел старого друга отца. Ключи от квартир ему отдал, попросил присмотреть, денег оставил. Сказал, что хочу уехать, куда-нибудь на годик. Не могу, мол, здесь находится после всего случившегося. Он согласился. Управился за пару дней. К себе на квартиру так и не решился вернуться, не мог, только подумаю об этом, руки дрожать начинают и голова кружиться. Остальное время бродил по городу, наслаждаясь отсутствием посторонних голосов. Один раз решил, что будет, если крестик снять. Проверил. Лучше бы я этого не делал. Сознание сразу затопил многоголосый хор. Это было страшно. Бесконечное множество голосов, ни на миг, не прекращая жаловались, чего-то требовали, ругались, плакали. Их было так много, что отдельные голоса не угадывались, они сливались в одну бесконечную волну. Вызывая тошноту и головокружение. Больше таких экспериментов я не проводил. Через пять дней я стоял перед домом Деда.

Максим выщелкнул папиросу из пачки. Покрутил ее в пальцах. Постучал гильзой по ладони. Зачем-то понюхал. Поморщился, запах от папиросы шел тяжелый, плохой. С силой дунул в мундштук, весь табак оказался на земле.

- Так я стал учеником Деда.

- У него были еще ученики? - поинтересовался Иван.

- Нет, ...не знаю, я никого не интересовался этим, а старик не рассказывал. Наверно были. Учил он меня... - Максим запнулся.

Перебирая пальцами в воздухе, подбирая слова, - Четко? Нет, не то. Понимаешь, у него все выходило, естественно, отработанно. Так что, наверное да, были.

Я стоял перед резным крыльцом. Удивительно, но дом, стоящий в небольшом перелеске не был огорожен даже самым маленьким плетнем. Вот лес, деревья и вот он - дом. Рубленный из не ошкуренных бревен, с большими окнами, не характерными для деревенских изб. Высокая печная труба возвышается над треугольной крышей. С одного бока дровяной сарай, с другого большой пристрой. С русской баней находящейся метрах в двадцати слева. С права будка туалета, бубновый туз на деревянной двери был похож на распахнутый глаз. Все аккуратное, надежное, веющее спокойствием.

Я легонько стукнул в резной наличник.

- Я ждал тебя, - раздалось сзади, от неожиданности я вздрогнул и обернулся.

Дед вышел из бани, был он гол пояс и бос, из одежды одни лишь холщовые штаны.

- В баньку пойдешь?

Я кивнул.

- На окне молоко, пей и приходи.

Раздевшись в предбаннике, я нырнул в жаркое нутро бани. Прилег на лавку. Только сейчас, расслабляясь под хлесткими ударами дубового веника, я ощутил на сколько был напряжен.

Время пролетело незаметно. И когда мы, напарившись, покинули баню, оказалось что на улице давно стемнело, и на чернильном небе горели летние звезды.

За вечерним чаем состоялся разговор с дедом.

- Значит ты готов? - он внимательно глядел на меня по верх исходящей паром чашки.

Я кивнул.

- Хорошо. До того как я признаю тебя учеником, можешь задавать вопросы. Я на них отвечу.

- Любые вопросы? - я отхлебнул, душистый травяной чай.

- Да. Потом время слов кончится, настанет время дел. Один вопрос - один ответ. Так что думай, о чем спрашивать.

- Кто Вы?

- Человек. - Он усмехнулся.

- Вы тоже слышите голоса.

- Слышал.

- Слышали?

Он смотрел на меня.

- Чему Вы будете меня учить?

- Как жить с даром.

- С каким даром?

Старик отхлебнул, исходящую паром жидкость.

- Значит, я могу избавиться от голосов?

- Можешь.

- Сколько продлиться обучение?

- Столько сколько надо, либо столько, сколько ты выдержишь.

- Это сложно?

- Это трудно.

- Я могу уйти в любой момент?

- Можешь.

- Потом если я передумаю, я смогу сюда вернуться?

- Нет.

- Когда начнется обучение?

- Когда кончаться вопросы.

- Почему здесь я не слышу голосов?

- Здесь на десять километров, кроме лесной живности никого нет.

- А люди?

- В соседней деревеньке знают про меня, и не беспокоят, без нужды, а грибники здесь не ходят.

- Как мне жить с этим? - я обвел руками во круг себя. - Как, смириться с гибелью моих родных, тех кого любил и... предавал. Как мне жить с этим, и зачем мне вообще жить? - я чувствовал как боль, во много раз сильнее, чем в сломанном позвоночнике, раздирает грудь. Хотелось разодрать ее, и вырвать саднящую иглу.

- А вот это ты должен решить сам. Как жить и зачем жить.

Я сидел, уронив голову на руки. Желаний не осталось, хотелось закрыть глаза и отключиться.