Николай Берг - Ночная смена. Остров живых

Потом на КПП девушка-пионервожатая пришла. У них был в школе сбор металлолома…

Ну, дальше понятно? Точно, пионеры ухитрились с ремонтируемых танков четыре катка увести. Как — одному богу известно. Семикласcнички… И три километра до их школы — специально померяли — как то перли. По тропинке. Над речным обрывом.

А тут — если проморгаем — кончиться все может куда хуже. Боезапас-то в каждой машине.

Собираюсь позвать ближайший к нам патруль — но он отирается у кухонь, вроде и близко, да не очень. Второй пары вообще не видно.

— Скорее! Ты — врач? Да? Скорее — там моя жена рожает!

Молодой парень, неприятно землистая кожа, глаза какие-то снулые. Но возбужден сильно. Жена рожает, это не фунт изюму, тем более в таких условиях.

Делаю, не подумав, вместе с ним несколько шагов, потом останавливаюсь, начинаю разворачиваться. Нужна горячая вода, теплое помещение, подмога. Куда это я поскакал?

— Погоди, надо носилки взять, ребят еще — даже если рожает, в палатке с печкой это лучше де…

В голове грохает гулкий колокол, я как-то нелепо падаю, потеряв по дороге ориентацию в пространстве, и потому шмякаюсь, сбив дыхание. Что-то рвет у меня ухо.

— Эй, э… Что…

Еще раз гулко по башке. Ухо больно очень и голову крючит набок. И еще раз колокол…

Прихожу в себя с трудом, кто-то дергает меня за плечо. А я сижу в какой-то нелепой и неудобной позе. Руки подламываются, но я вроде ухитряюсь на них опираться. Меня кто-то ритмично и очень нежно трогает за кончик носа — быстрыми легкими касаниями.

Фокусирую глаза. Голова не моя. Руки вижу. Между ними серый грязный наст и по нему проявляются темные точки. До меня, наконец, доходит, что это такое.

Капельки крови капают из носа — и словно кто-то тихонько трогает тебя за нос — организм не может понять, что это из него утекает, не положено такому, вот нервы и сигналят, как умеют…Получается странно. Цвет крови на темно сером — какой-то неправильно веселенький…

Что это я опять отчебучил?

А вообще хрен его знает.

Кто-то подхватывает меня под руку, помогает встать. Ноги тоже не мои. Нет, так-то внешне — мои, в бахилах озкашных, не отказываюсь, и расположены правильно — правая — справа, левая — слева, только слушаются плохо. И голова не моя… Вокруг несколько человек, что-то спрашивают наперебой.

Наконец начинает доходить. А еще у меня нет сумки с медикаментами на боку. Башка гудит. А ухо болит. Трогаю — да и там мокро.

— Этот урод у тебя сумку сорвал! И по каске настучал — у него то ли фомка, то ли монтировка. У вас каска криво сидит! Да не слышит он вас! Ну, давай оклемывайся, Жёппа!

Ага, по последнему, что я выловил из кучи разноголосых реплик — и братец тут.

— Куда он побежал?

— Не знаю. На вот тампон, прижми ухо, а то кровит.

— Я видела — за ним двое патрульных погнались.

— Знаете, мне бы присесть, а?

— Пошли в медпункт!

В медпункт — это я с радостью…

Ввалившись в палатку, сгоняем дремавшего сидя мальчишку-санинструктора с его насеста. Это тот, который истерику закатил и был подвергнут рукоприкладству. А сидел он оказывается на сложенных стопкой касках. Вона как нашими трофеями распорядился.

Мы копая немецкие окопы однажды нашли стопку из составленных друг на друга 8 касок — пулеметчик на них сидел…Откуда он каски надыбал при том, что рядом ни одного шкелета не было — а мы метров 50–60 по траншее все взрыли в полный профиль — неведомо. Причем и каски были какие-то разношерстные по окрасу и зимние и летние…И почему ему ящики не подходили — а там в траншее и снарядные и минометные и черт знает какие еще откопались — тоже непонятно. Мы вот на этих касках пробовали сидеть — так задница устает быстро…На ящиках лучше.

Но ящиков у нас нет. Сажусь на теплые каски. Неудобно, как в детстве — но очень приятно.

С меня снимают мою собственную, хотят кинуть в сторону. Не, так дело не пойдет, меня сегодня шлём спас — следы от ударов четко видны на шаровой краске. От души сволочь бил. Ничего, я его рожу запомнил, свидимся еще.

Нос затыкают ватой, даже кто-то из особо умных рекомендует запрокинуть голову, но с этим заявлением тут же сам оказывается заткнутым. Сижу, как положено — носом книзу, братец своими клешнями вату прижал к уху — видно пряжка от сумки зацепилась, вот и надорвало ухо-то. Ладно, сейчас кровь свернется — можно будет действовать дальше.

— Это уже совсем дело дрянь — громко заявляет братец.

— Вы о чем? — удивляется светленькая толстушка — медсестричка из приданных.

— Да о том — вон старшенькому по голове настучали, звон был как в Ростове Великом при большом церковном празднике — мы тут сидим на птичьих правах — дальше что? Мне тут не симпатично. Причем — ни разу!

— Давай на правах подлекаря, братец связывайся со штабом. И это — радиста спроси — наши еще будут когда. Вроде с Крепости должны были прибыть — у меня как — бы в ушах уже не так шумит, начинаю распоряжаться.

Разбудили титаническими усилиями санинструкторов. Организовали два своих патруля. Ботан порадовал — уже сейчас наши прибывают, вот-вот можно сказать. Наконец и Ильяс вернулся и очень удивился — ботан сгоряча ляпнул, что врача убили до смерти.

А тревога не проходит.

— Ярый! [7] Ярый — (тат) ладно — говорит Ильяс. Нет, он конечно рад, что я живой, но вот коробочки оставшиеся ему покоя никак не дают. И факт — он их там не оставит.

Но что хорошо — убывает багатур на этот раз с половиной людей и на одном БТР.

Как только уехал — приваливает куча народа. Наши! Сроду бы не поверил, что серенькая невзрачная физиономия нашего начвора [8] начвор — (жарг) — начальник вооружения доставит мне такую радость. Начвор крутит носом — не доперло им бахилы взять, явно вляпались по дороге в отходы жизнедеятельности.

— И как вы тут? — деловито спрашивает начвор.

— Ценю, что начали не с сурового "доложите обстановку", а так вообще-то плохо. Ситуация непонятная. Армеуты прислали всякого добра по принципу "на тоби небоже, шо мини не гоже". Всего не хватает. Публика после освобождения попадала кто где, дрыхнет, после трех дней стояния на ногах в запертых цехах. Порядка нет — на меня вот какой-то ублюд напал, настучал по голове, сумку спер.

— Сколько здесь освобожденных? — начальник службы вооружения Петропавловской крепости вправляет поток моей болтовни в русло.

— Несколько тысяч, точно никто не скажет.

— Их как-то регистрируют? — удивляется собеседник.

— Не видел. Да и некому. Пока жратва была — кормили, теперь кипяток раздаем. На том конце — вроде еще кухни были, не ходил.

— Ситуацию, то есть — не контролируете? — щурится начвор.

— Вот до кухни и у палаток — боле мене. Да еще есть патрули и часовые выставлены вроде. Внутри — хрен его разберет.